В Маньчжурских степях и дебрях

И, разыскав глазами икону, он опустился на колени и перекрестился.

— Вот вам крест.

Офицер растерялся.

— Зачем ты это сделал? — произнес он.

Не вставая с колен, только повернув к нему голову, Егорка ответил:

— От бедности, ваше благородие! Думаю, награда будет. Это я лежал у себя в землянке и все выдумал, как говорить, разве я знал…

Вся эта история могла бы кончится очень скверно для Егорки. Его спасло одно только его круглое невежество.

Потом он просился в добровольцы, когда узнал, что японцы хотят отвоевать у России чуть ли не всю Сибирь, и проникся сразу дикой ненавистью к японцам. Ему казалось, что японцы не Сибирь отнимают у России, а у него самого кусок хлеба.

Но его не взяли в добровольцы.

Тогда он взял свою «гусарку» и ушел с нею и с своей ненавистью на юг, туда, где разыгрывалась кровавая военная драма. С тех пор о нем не было ни слуху, ни духу.

Лазутчик

I

Смирнов осторожно приподнялся на локте, просунул голову между двумя лежавшими близко один подле другого, и посмотрел вперед.

Эти камни издали, когда он подползал к ним, показались ему в темноте сначала одним камнем. Затем он разглядел посредине камня трещину, и, наконец, уже когда был совсем близко, камень словно раскололся и разъехался на две стороны.

Открывалось отверстие, длинное и узкое…

Впереди была тьма…

На совсем почти черном небе на горизонте мигала одинокая звезда.

Откуда-то пахло свежей землей, откуда-то тянуло гарью.

Смутно вдали обозначалась ни то скала, ни то башня, ни то дерево… И трудно было сказать, далеко ли до той башни или скалы, или дерева…

Смирнов прополз мимо камня, и сейчас же перед ним из темноты выплыло опять что-то мутное, белое, как тогда, когда он еще неясно различил в первый раз те два оставшихся теперь позади камня.