— Зачем пришел на хутор Леонии Бомбиньской? Раньше она принимала контрабандистов?
— Я не знаю, принимала она или нет. Я заблудился. Метель была страшная. Я от своих отстал. Целую ночь ходил и чуть не погиб. Но́ску кинул, идти уже не мог. Под самое утро хутор увидел и пошел про дорогу спросить.
Следователь с минуту молчал. Потом выпалил вопрос за вопросом, видно, желая меня сбить с толку:
— Только правду говори! Контрабандисты в Минск ходят?
— Нет.
— Ваша банда ходила?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда.
— А если в Минск ходить не нужно, зачем ты про дорогу на Минск спрашивал, ну?
— Боялся, хозяйка догадается, что я из-за границы, людей позовет, меня схватят.
— …А для чего тогда при аресте глупости говорил? К Советам пришел, потому что в Польше плохо было? Ну?
— Боялся, посадят за контрабанду. Подумал: может, отпустят или в Польшу назад отправят.
Недбальский долго писал, а после спросил как бы невзначай, мимоходом, хотя сощурился хитро:
— Сколько ты раз за границей был?
— В этом году два раза. На третий попался, — отвечаю, чуя подвох.
Снова пауза. Следователь, не торопясь, закурил.
— Сколько денег у тебя забрали?
— Не помню.
Недбальский вынул из папки листок бумаги и прочитал: «Семьдесят долларов, сорок пять рублей золотом и восемнадцать тысяч польских марок. Так?»