Секретарь Королевского Общества поблагодарил Левенхука и выразил надежду, что за первым его сообщением не замедлят последовать и другие. И они сыпались, как из рога изобилия пятьдесят лет подряд! Это были болтливые письма, полные ядовитых замечаний по адресу невежественных соседей, разоблачений шарлатанов, искусного толкования суеверий и сообщений о своем собственном здоровье, но в прослойках между отдельными страницами, полными разных домашних дел, почтенные лорды и джентльмены из Королевского Общества почти в каждом письме шмели счастье читать о бессмертных, поразительно точно описанных открытиях, сделанных с помощью «магического глаза» этого привратника и торговца мануфактурой…
Если теперь оглянуться назад, то многие из основных научных открытий покажутся до нелепости простыми! Как это люди могли ходить ощупью целые тысячелетия, не видя вещей, которые находятся у них под самым носом? Так же обстояло дело и с микробами. В наши дни уже весь мир может видеть их извивающимися на кинематографическом экране; многие, даже малообразованные люди, наблюдают микробов, плавающих под линзами микроскопов; студент-медик первого курса может показать вам возбудителей бесконечного числа разных болезней, — почему же так трудно было увидеть их в первый раз?
Не будем смеяться и вспомним, что в то время, когда родился Левенхук, микроскопов еще не было, а были только грубые ручные линзы, через которые едва можно было увидеть десятицентовую[20]) монету, увеличенную до размеров квартера[21]). И если бы этот голландец не занимался неустанно шлифовкой своих замечательных линз, ему до самой смерти не пришлось бы увидеть ни одного существа размерами меньше сырного клеща. Выше уже было сказано, что он с фанатической настойчивостью помешанного старался делать все лучшие и лучшие линзы; что он с бесцеремонным любопытством исследовал все, что попадалось ему под руку… Но вся эта возня с пчелиными жалами, волосками из усов и прочей мелочью была только необходимой подготовкой к тому великому дню, когда он однажды посмотрел через свою игрушечную, оправленную в золото линзу на каплю чистой дождевой воды— и увидел…
Именно с того, что он увидел в этот день, начинается наша история. Левенхук был сумасшедший исследователь, и кому, кроме этого странного человека, могла прийти в голову мысль направить свою линзу на каплю чистой прозрачной воды, только что упавшей из облаков! Что могло оказаться в этой воде, кроме… воды? Представьте себе его дочь Марию, — ей было девятнадцать лет, и она была трогательно заботлива к своему слегка помешанному отцу, — наблюдающую, как он берет маленькую стеклянную трубку, накаливает ее на огне докрасна и вытягивает в тонкий волосок… Мария была очень предана своему отцу— пусть только посмеют эти глупые соседи смеяться над ним в ее присутствии! — но, ради всего святого, что он собирается делать с этой волосной стеклянной трубочкой?
Она видит, как ее отец с широко раскрытыми, рассеянными глазами ломает трубочку на мелкие части, выходит в сад и наклоняется над глиняным горшком, поставленным там для измерения силы дождя. Он наклоняется над этим горшком… Возвращается обратно в свою лабораторию… Насаживает маленькую стеклянную трубочку на иглу своего микроскопа…
«Зачем все это нужно моему бедному дорогому отцу?»
Он, прищурившись, смотрит через линзу… Он что-то глухо бормочет, прерывисто дышит…
И вдруг раздается громкий взволнованный голос Левенхука:
— Поди сюда! Скорей! В дождевой воде маленькие животные… Они плавают! Они играют! Они в тысячу раз меньше, чем любое существо, которое мы можем видеть простым глазом… Смотри, смотри! Ты видишь, что я открыл?..
Пробил час Левенхука…
Левенхук, этот привратник из Дельфта, проник в новый фантастический мир мельчайших существ, которые жили, рождались, боролись и умирали, совершенно незримые и неизвестные никому от начала времен!.. Это были своего рода звери, в продолжение многих веков терзавшие и истреблявшие целые поколения человеческих существ, превосходивших в десять миллионов раз их самих. Это были незримые враги, более ужасные, чем огнедышащие драконы и чудовищные многоголовые гидры! Это были тайные убийцы, разящие детей в их теплых люльках и королей — в их защищенных дворцах. Это был невидимый, скрытый, но неумолимо жестокий, а порою и дружественный мир, в который Левенхук заглянул первый из всех людей всего мира! Это был день из дней Левенхука!..
Этот человек был детски беззастенчив и прост в своем восхищении природой, полной таких ошеломляющих событий и невероятных возможностей!
Как хорошо было бы перенестись к тому блаженному времени, когда люди только что начинали терять веру в чудеса, но лишь для того, чтобы столкнуться с еще более чудесными и поразительными фактами! Как дивно было бы влезть в сапоги этого простодушного голландца, войти в его мозг и тело, пережить его восторженное, близкое к обмороку состояние при первом взгляде на этих невинно резвящихся «ничтожных зверюшек», — как он окрестил их!
Эти животные были ужасающе малы для того, чтобы быть «всамделишными»; они были слишком странны для того, чтобы можно было поверить в их подлинное существование. А Левенхук был недоверчив по своему характеру. И он смотрел на них снова и снова, пока его пальцы не свело судорогой от сжимания микроскопа, а глаза не наполнились жгучей влагой, которая всегда появляется при слишком долгом напряжении зрения.
Но нет, это был не обман! Вот он видит их опять; и не только одна порода этих маленьких созданий мелькает перед чудесным «глазом», — вот и другие, покрупнее, двигаются с большим проворством, потому, очевидно, что они снабжены массой невероятно тонких ножек. Стой! тут есть еще и третий сорт… а вот и четвертый… эти уж настолько крошечные, что трудно даже разглядеть их форму. Но они живые! Они плавают взад и вперед, покрывая большие расстояния в этом мире водяной капли, заключенной в маленькую трубочку… Ну, что за ловкие создания!
«Они останавливаются, остаются на момент неподвижными, затем начинают быстро вращаться наподобие волчка; а окружность их не больше окружности мельчайшей песчинки». — Так писал Левенхук.
Песчинки! Но точно ли это?.. При всей своей как будто бы непрактичной манере разбрасываться Левенхук был человек с крепкой головой. Едва он создавал какую-нибудь теорию, им тотчас же овладевал злой дух анализа, проверки, «измерения». Однако можно ли найти измерительную единицу для такой мелюзги, как эти ничтожные зверюшки? Он наморщил низкий лоб:
«Какова должна быть величина мельчайшего из этих маленьких созданий?» Он с невероятной тщательностью начал шарить в заросших паутиною уголках своей памяти и перебирать многие тысячи всяческих предметов, которые он изучал, и в конце-концов, найдя подходящий «измеритель», сделал следующее вычисление:
«Самое мелкое из этих крошечных животных в тысячу раз меньше глаза большой вши»! Он был человек точный, ибо теперь мы знаем, что глаз взрослой вши есть «величина постоянная», — он не больше и не меньше, чем глаза десяти тысяч ее братьев и сестер— вшей.
Но откуда взялись в дождевой воде эти маленькие проворные чужестранцы? Упали ли они вместе с нею из облаков? Или невидимо вползли в нее с земли по стенке горшка? Ему казалось крайне неправдоподобной мысль о том, что эти маленькие существа падают вместе с дождем с неба.
ebooksa