— Мы вас, гражданин, поместим в больницу; там определят, действительно ли вы так больны или вам это кажется, — сказал он, бросая ручку на стол.
— Я не говорил, что я болен, — ответил Стручков, проводя худым пальцем по острому кончику носа.
— Ну, да это и так видно. Там вы оправитесь, отдохнете, а после поговорим.
— Нет! Там — опять мучиться! Я сколько времени мучился! Особенно под кустом этим! Целых два дня! Спасибо, вот Кондов меня надоумил, сюда привел. Избавьте меня от этого проклятого клада, чтобы он ко мне больше никогда не возвращался! Вот что! — сказал он вдохновенно, — Я вам покажу свой план.
— Какой план? — недовольно спросил следователь:
— Я сделал план места, где спрятан клад.
— Да зачем же план?
— А чтобы мне его больше не видать и о нем не говорить.
И Стручков бросил на стол бумажку.
Его увезли в больницу.
Хотя план был составлен витиевато, с иносказательными надписями, однако, следователь с Кондовым сразу догадались, что оплетенное замысловатыми линиями, по-детски нарисованное деревце изображает пресловутый куст в Кобыльем овраге, под которым размышлял Стручков, а наклеенная под изображением куста аптекарская этикетка с черепом и костями и надписью «яд» означает зарытый клад…
Через полчаса комиссия, выехавшая на место, убедилась в точности составленного Стручковым плана.
Вырытая шкатулка тут же была опечатана.
Когда комиссия, в состав которой входил и археолог, вернулась в камеру следователя, последнему сообщили, что его ожидает гражданин, требующий, чтобы с него немедленно сняли показания по делу Лобанова и Стручкова.
— Какие там еще показания! Дело Лобанова прекращается, а дело Стручкова, очевидно, — лечиться, — проворчал следователь.
— Не придется, товарищ следователь! Надеюсь, больше заявлений по этому делу не будет, — добродушно прошамкал старый актер Залетаев, с плутоватой улыбкой входя в комнату.
— Товарищ следователь, не отсылайте остальных, а особливо товарища Иваницкого. Мое заявление такого рода, что чем больше свидетелей, тем лучше, — сказал он, усевшись поудобнее и приготовившись к повествованию.
— Я буду краток. Шум, поднятый вокруг клада, сперва меня забавлял, а потом начал внушать опасения, когда столько людей оказались запутанными в это дело. Я чувствую, что главный преступник— это я.
— Вы, кажется хотели быть кратким? — намекнул следователь.
— Да, да, голубчик… To-есть, виноват, товарищ следователь! Итак, было бы вам известно, что три года назад, когда Собес еще не наделил меня жилплощадью, я как человек, не утративший еще былой предприимчивости, поселился там на кладбище, где вы обнаружили жилище студента Лобанова. Да-с. Может быть, вы обратили внимание на сложенную там кирпичную печечку, которой, без сомнения, пользовался и студент? Так вот она сложена этими самыми руками. Теперь насчет клада. Этот клад, собственно говоря, принадлежит мне…