— Не ндравится. Скушно мне становится, когда меня бьют, а я человек веселый...
— А сюда как попал?
— Я-то? Дак из Омска сбежал, после разгрома-то. Кое-как домой добрался. А дома-то меня уже ждали с распростертыми... Насилу увернулся да сюды. Куды же больше? А из Омску бежали мы вместе с братом во христе, Кириллом. Помнишь, поди? Дак он, Кирилл, не пожелал в урманах прятаться — дома грехи отмаливать вздумал. Ну, его и сцапали... Теперь, поди, в Могилевской губернии уж... Да тут не я один из наших-то! — вдруг спохватился Спирька. — Погоди, я тебе ишшо не такую чуду покажу. Пойдем!
Они вышли на улицу. От потной Спирькиной рубахи на морозе валил пар.
— Оделся бы, простынешь, — заметил Маркел.
— А, ничо... — Спирька волок Маркела за руку, не давая опомниться. И болтал без умолку. Но Маркел все-таки улучил момент, спросил о том, что его поразило и ошарашило:
— По какой причине гулянка-то?
— А кака тебе нужна притчина? — захохотал Спирька. — Один новенький к нам заявился, на санях приехал и целую лагушку самогона привез... Ну, оно конешно, притчина для гулянки-то должна быть, как же без ее? Стали думать. Праздники вроде все кончились, никто не помер и не родился. Беда, да и только! Тада один тут мужик вспомнил: овечка у его в прошлом годе как раз об эту пору окотилась! Ну, и началось...
Они подошли к низкой мазанке, Спирька саданул ногою в дверь.
— Счас я покажу тебе эту чуду, — бормотал он, чиркая в темноте серянкой. Зажег коптилку, прикрывая ладонью трепетный огонек, подошел к низкому топчану в углу избенки.
На топчане была навалена груда всякого тряпья. Спирька пнул это тряпье — под ним ворохнулось что-то огромное, послышалось глухое рычание. Спирька отскочил в сторону:
— Укусит, стервец!
Маркел попятился было к дверям, но Спирька снова приблизился к топчану, осторожно приподнял край дерюги. При желтом свете коптилки Маркел увидел лицо человека, избитое, в темных струпьях, но чем-то очень знакомое.
— Никак, Макар Русаков! — вскрикнул Маркел.
— Он самый! — заорал Спирька, довольный, видно, тем, что так удивил товарища. И добавил тише: — хворает он, пять ден не поднимается.
— Да как он сюда попал-то?! — и перед Маркелом на миг мелькнула картина во дворе Омской тюрьмы: панический ужас людей, молнии сабель над головами толпы и дико ревущий Макар Русаков, который ломится к воротам, раскидывая и калеча всех на своем пути...
— Как он сюда попал, говоришь? Да так же, как мы с тобой, — спокойно ответил Спирька. — Косманка-то теперь по всем таежным деревням известна — вот и подсказали добрые люди. Тоже, грит, из Омска на своих двоих топал в родное-то село. Оно неподалечку тут — в урманах. Ну, пришел, грит, домой — его и сцапали белые милиционеры. К столбу привязали — и давай лупить, чем попадя. Избили до полусмерти: штобы, значит, не опасный был, когда в волость повезут. Потом бросили в холодный амбар, а он, Макар-то, ночью очухался, выломал дверь — да и был таков. Убег... Теперь-то, наверно, поверил, што батюшку-царя с престола скинули... А, Макар?
Но Русаков лежал недвижно, будто речь шла не о нем. Спирька неловко потоптался около топчана, сказал:
— Хворает. Пошли. У нас там, поди, уже угомонились, там и переночуешь.
— Да нет, я здесь, — сказал Маркел. — А то больному и воды подать некому... Командира-то где искать?
ebooksa