— Никаких следов, — дополнили мы с Колокольчиком.
— Ванюшка к Священному кедру ходил. Он уж и там успел побывать!
— Все монеты выгреб!
На радостях мы и не заметили, что небо стало проясняться, посветлело и вот вдруг солнце выглянуло. Кедровка, таежная сплетница, уже тут как тут. Села на дряблые стропила и скрипит, из кожи лезет вон, надрывается. Торопится оповестить всех обитателей тайги, что у нас гость. Неприглядная такая пичуга, бусенькая, как старушечья кофтенка, а голос до чего у нее резкий! Будто к точилу, которое электромотор вертит, лезвие топора поднесли. Ну точь-в-точь! Даже таежник коренной Борони Бог не вынес ее крика. Набрав в себя побольше воздуха, он закричал соколом-тетеревятником. Кедровку с крыши как ветром сдуло! Мы засмеялись, счастливые и беззаботные: все наши житейские тяготы и волнения добрый старикан тоже как будто вот этим самым криком соколиным отпугнул далеко.
— Снимай патакуи! — заворчал на нас старик, кивнув на вьючные сумы, висевшие на двух оленухах. — Умаялся Иван — борони бог! Ноги боли, руки боли…
Мы со всех ног кинулись выполнять его приказ. А он строжился понарошке, покрикивал на нас:
— Моя тоже кушать шибко-шибко скоро надо. Пустое брюхо гудит, как бубен у шамана!
Для наглядности дядя Иван выпятил живот и стукнул по нему кулаком.
Мы носились как угорелые. За какие-нибудь три-четыре минуты сумы были сняты и перенесены в дом. А тем временем Борони Бог успел нам рассказать про дедушку Петрована. Все у него в порядке, он ушел на дальние покосы. Надо скорее травы там выкосить, не дать им состариться, и высушить сено. А эвенка он попросил встретить нас и рассказал, по какому маршруту мы идем.
— Хурда-бурда! — тихонько бросила командору Галка. — А почему тогда в лабазе у дедушки Петрована пусто?
— Да эти хлюсты все разворовали! — сделал вывод Ванюшка.
Нет, все «по логике вещей», как Кольча говорит. Самое лучшее сено то, которое в июне уложено в стога. А мы припоздали. Не будет же дедушка Петрован сиднем сидеть, нас дожидаясь? Что касается его продовольственных запасов, то тут и думать нечего: золотничники все растащили, если они там пасутся.
— У вас брюхо два дня лодыря гонял? — спросил многозначительно эвенк, когда мы приготовились уже сесть за стол.
— Гонял, — поспешно признался Кольча.
— Шибко большую работу брюху давать — борони бог! — рассудил дядя Иван. — Сперва молочко пить надо.
Он повел всех нас оленух доить. Молока после кормежки телят у них много еще осталось.
Галка доила, и сам старик тоже доил, а мы оленух держали, не давали им брыкаться. Прямо тут же эвенк заставил нас выпить по кружке парного молока. Какое оно вкусное, оленье молоко! Густое-густое, как сливки.
— А теперь маленько отдыхай и мясо кушать садись! — махнул рукой старик и повел нас в дом. — Кольча шибко худой, совсем худой, совсем черный стал. Обуглился, как головешка! В ваши годы пустое брюхо таскать борони бог!
48
К вечеру опять ветер вернулся и всю ночь буйствовал, валял и мял траву на чаране, а под утро выдохся и стих. Я проснулся поздно, никто меня не разбудил, вот я и придавил как полагается.
ebooksa