— Сохатый, чего вы? — успокоил нас Ванюшка.
Собаки с бешеным лаем кинулись на угор.
«Какой тебе сохатый? — подумал я. — Они же только осенью трубят, когда у них гон бывает».
Ванюшка нащупал в темноте мое плечо и сдавил его пальцами: «Молчи!»
За стеной палатки заворочался на своей еловой постели Борони Бог. Ночной ли крик разбудил его, наша ли возня — не знаю. Может, ни то и ни другое, гнилушек в костерок подкинуть надумал, чтобы дым заматерел. Комары стали донимать. Слышим, закряхтел старик, и что-то там у него щелкнуло.
Опять заревел «сохатый». (Я беру это слово в кавычки, потому что точно знаю: летом лоси не кричат.) Кольча, ничего не сказав, шмыгнул из палатки, дернув рывком «молнию» на дверях. Мы тоже полезли за ним.
— Чего это он раскричался? — совсем некстати хохотнул Кольча, подойдя к эвенку. — На ночь глядя.
— Своих потерял! — бросил я, стараясь держаться как можно спокойнее.
Пучеглазый тут крутится опять возле нас. Или кто-нибудь из той пятерки, что у Гнилого нюрута лазила. Мне страшно было, но не так уж очень, потому что с нами Борони Бог теперь и Ванюшка. Да и сам я, кажется, поумнее стал.
Эвенк сидел на своем зеленом ложе. На коленях у него лежала переломленная двустволка. Он вынул патрон из патронника, перевернул ружье другим концом к себе и поднес дуло ко рту. Потом набрал побольше воздуха и затрубил, как трубят горнисты. Получился точь-в-точь голос сохатого.
— Зверя подманивает! — шепнул мне возбужденно Кольча.
Зачем? Поиграть? Молчал бы уж, если ничего в этом не смыслит.
Кольче я ничего не ответил, выжидательно поглядываю на старика. Уж кому-кому, а ему-то отлично известно, что ни лоси, ни изюбры летом не трубят. Но почему-то он ответил на трубный клич? Не из озорства же?..
Ванюшка еще раз незаметно пихнул меня пальцем в бок. Не возникай!
А лай наших собак уже был едва слышен: высоко взбежали они по крутому распадку, и теперь во тьме ночи казалось, что носятся где-то в облаках, закрывших луну и звезды.
«Трубач кому-то условный сигнал подавал или скликал своих, — думал я. — А не дозорный ли это золотничников? Увидел нас и подает условный сигнал своим, предупреждает их об опасности».
Почему ночью? Да потому, что тишина сейчас в тайге, слыхать далеко. А днем такой ералаш птицы поднимут, что перекричать их не так-то просто. Или ветерок подует, зашумит, запоет тайга на все голоса.
Собаки не возвращаются, и лая совсем не слышно. Заманят подальше, перестреляют, а потом к нам незаметно подкрадутся…
От этой мысли мне стало не по себе, по телу пробежала дрожь, и я невольно поежился, словно от ночной прохлады. Застегнул ворот энцефалитки.
— Ванек, давай расскажем дяде Ивану все про золотничников, — отвел я командора в сторонку.
ebooksa