Мавр не дрогнул, не переступил, как обычно, с ноги на ногу, не вскинул спои изящные треугольники ушей, он даже не повел глазом, и от этой неподвижности Сергею Петровичу стало не по себе.
– Ты что, по Митьке соскучился? – спросил он ласково.
Мавр отвернулся.
– Да он побегать хочет! – Филин вошел в денник и, громко смеясь, принялся похлопывать жеребца по груди и шее.
– Так вот, значит, где ты пропадаешь, рекордсмен. Узнал? Узнал, собака, узнал! Побегать хочешь?..
По нервному, быстрому подрагиванию ладони Мавр понял, что Филин боится его, хотя и хочет показать свою власть над ним.
Филин и впрямь нервничал. Его нервозность передалась Мавру. Он шел, подняв голову и хвост, ноздри его широко раздувались.
Филин подтянул подпругу. Мавр фыркнул, злобно скосил налившийся кровью глаз. Он вспомнил упругий свист хлыста, обжигающую боль в плече, свой мгновенный испуг, градом посыпавшиеся удары, жестокие и беспощадные. В ту минуту он люто ненавидел этого человека… Потом забылось – появился ласковый, добрый Митька. Где он? Мавр вскинул голову и протяжно, словно призывая на помощь, заржал.
– Я же говорю, соскучился! – Филин хотел было вскочить в седло, но Мавр отпрянул, завертелся волчком, пытаясь освободиться.
– Не балуй! – грозно прикрикнул Филин, вытаскивая из-за голенища с» нога знакомый хлыст.
Мавр замер. Филин медленно приблизился, положил на холку лошади подрагивающую ладонь. Мавр дернулся, словно по нему провели наждаком, и, резко повернувшись, вскинул задом. Если бы Филин был менее проворен, удар копытом пришелся ему точно в живот. Трудно сказать, где бы он тогда встретил свой смертный час: в больнице или здесь же, на месте, не приходя в сознание. Но ему повезло. Он вовремя отскочил, и свинцовая булава копыта чиркнула его только по куртке, разорвав карман. Филин посерел и с минуту не мог произнести ни слова.
– Мавр, ты с ума сошел! – крикнул Сергей Петрович, сдерживая жеребца. Но не тут-то было! Мавр взбунтовался. Он завертелся волчком, оскалился, выбрасывая клочья пены. Свистнул хлыст. Раз… другой… третий Мавр рассвирепел. Он прыгнул в сторону, вперед, вырвался и, глухо фыркая, убежал в конюшню.
– Ну что, Мавр, обидели тебя, не сердись, – говорил Сергей Петрович, поглаживая жеребца. – Перестань, чего в жизни не бывает. Думаешь, мне легко? Ошибаешься. Иной раз так подопрет – хоть волком вой. А ничего, живу, и не просто живу – радуюсь. Мир не без добрых людей – помогут, выручат. Главное, Мавруша, – верить. А ты… Ну, посмотри, на кого ты стал похож? Кожа да кости! Хочешь яблоко?
Мавр моргнул, обиженно отвернулся.
– Молчишь? – Сергей Петрович внезапно вспыхнул. – Молчи, молчи, бунтарь-одиночка! На кого ты сердишься? Да разве он человек? Зияешь, как его конюхи зовут? Шакал! А ты… в бутылку! Да не стоит он твоих переживаний, не стоит!
Мавр не шелохнулся. Какое ему дело до человеческих страстей? Eго оскорбили, и он принял вызов. Он знал, что с человеком трудно бороться, Но все-таки можно. Способ один – неповиновение. Мавр перестал повиноваться. Он не замечал людей, не отвечал на их ласку, не принимал пищу. И ничто не могло сломить его гордый и могучий дух, признающий одну власть – власть свободы.
Одинокими долгими ночами он вспоминал зеленый луг, прохладную свежесть рассветов, призывное ржание молодых кобылиц, мчавшийся к утреннему водопою порывистый табун. Это ни с чем не сравнимое ощущение свободы, простора, жизни влекло его неудержимо и властно.
И Мавр верил, что все это вернется, должно вернуться к нему.
Рэй Брэдбери
ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ИЗМЕНИЛИСЬ