— Прежде всего,— сказал он,— возьмем какой-нибудь год. Почему бы проходимцу не выбрать, например, год рождения невинно осужденного? Жоам Дакоста родился в тысяча восемьсот четвертом году. Посмотрим, что нам даст это число в качестве ключа к криптограмме!
И судья Жаррикес написал первые буквы того же абзаца, поставив над ними число 1804. Он повторил его три раза, и вышла следующая таблица:
Затем, отсчитав в обратном порядке алфавита указанное цифрами число букв, получил следующую строчку:
Она ничего не значила! К тому же не хватило трех букв, которые судья заменил точками, потому что цифра 8, стоявшая над буквами Г, В и 3, если отсчитывать назад, не находила в алфавите соответствующих букв.
— Опять ничего не вышло! — вскричал судья Жаррикес.— Попробуем дату совершения преступления, тысяча восемьсот двадцать шестой год. Действуя как и в первый раз, судья составил следующую таблицу:
И получил:
иначе говоря, такой же набор с недостающими буквами и без всякого смысла.
— Проклятье! — вскричал судья.— Придется отказаться и от этого! Возможно, мошенник выбрал сумму награбленною...
Украденные алмазы были оценены в восемьсот тридцать четыре конто, и судья написал следующую таблицу:
Результат снова оказался отрицательным.
— К черту документ и того, кто его выдумал! — в бешенстве закричал судья Жаррикес и отшвырнул бумагу, которая отлетела в дальний угол комнаты.— Тут даже святой потерял бы тepneние!
Но, поостыв немного, не захотел признать свое поражение и снова взялся за документ. Опыты, проделанные с первыми строками абзацев, он повторил и с последними, но тщетно! Потом перепробовал все, что подсказывало ему разгоряченное воображение: подставлял числа, обозначавшие возраст Жоама Дако-сты, дату его ареста, дату вынесения приговора в суде Вилла-Рики, назначенную дату казни, число жертв преступления в Ти-жоке, и так далее и тому подобное...
И каждый раз неудача!
Судья Жаррикес пришел в такое исступление, что можно было и впрямь опасаться за его рассудок. Он прыгал, бесновался, размахивал руками, как будто схватился с кем-то врукопашную. Потом вдруг закричал:
— Если логика бессильна, попробую наобум — и да поможет мне небо!
Рука его схватилась за шнурок колокольчика, висевший возле письменного стола. Звонок резко зазвонил, судья подошел к двери и распахнул ее.
— Бобо! — позвал он.
Прошло несколько секунд. Бобо, отпущенный на волю негр, любимый слуга Жаррикеса, не показывался. Должно быть, он не решался войти, побаиваясь своего разъяренного хозяина.
Снова раздался звонок, и снова Жаррикес позвал Бобо, но тот, как видно, счел за благо прикинуться глухим.
Когда судья затрезвонил в третий раз и шнурок лопнул в его руках, Бобо наконец появился.