Швейцарский Робинзон; Вторая родина,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Увидим все или, наоборот, ничего, — произнес Джеймс.

— Но это тоже какое-то знание, — глубокомысленно заметил боцман.

В пять часов утра стала заниматься заря. Восток у горизонта светлел. Все вокруг дышало спокойствием. Ветер к середине ночи затих. Небо освободилось от туч, но над морем повисла туманная пелена, сквозь которую с трудом пробивались первые солнечные лучи. Туман мало-помалу рассеивался, и воздух становился прозрачнее. Еле обозначенная на востоке полоска солнечного света ширилась и округлялась, пока наконец не появился весь огненный диск, заливая яркими лучами водную поверхность.

Взоры всех находившихся на плато устремились на видимую часть океана.

Но ничего похожего на судно, остановленное утренним штилем, там не увидели.

К Гульду подошли Дженни, Долли и Сузан с малышом. Альбатрос, перепрыгивая со скалы на скалу, залетая иногда далеко на север и возвращаясь вновь, словно указывал людям путь.

— Похоже, он зовет нас за собой, — догадалась Дженни.

— Тогда давайте последуем за ним, — воскликнула Долли.

— Но не раньше, чем подкрепимся, — отозвался Гарри Гульд. — Впереди у нас, возможно, несколько часов пути, и надо запастись силами.

Все тут же последовали его совету: быстро выложили провизию, поделив все на равные части, и, наскоро проглотив завтрак, в семь часов отправились в путь, двигаясь к северу.

Продвижение среди скал было очень трудным. Маленькие скалы преодолевали, большие — обходили. Идущие впереди капитан Гульд и боцман выбирали наиболее доступный для пешеходов путь. За ними следовали Фриц и Дженни, Франц и Долли, Джеймс, помогавший жене и ребенку. Нигде нога не встречала траву или песок. Там было только нагромождение каменных глыб, огромное поле эрратических[263] блоков или морен[264]. Над головами летали птицы: чайки, крачки, фрегаты, иногда к ним присоединялся и альбатрос.

Пройдя в гору ценой неимоверных усилий час и едва преодолев одно лье, все почувствовали невероятную усталость и решили немного передохнуть. Ни внешний вид, ни природа плато не изменились.

Видя, как страдают женщины, Фриц опять предложил продолжить подъем лишь втроем, с капитаном Гульдом и Джоном Блоком. Это избавило бы остальных от новых тягот, тем более что усилия могут оказаться напрасными. Но и на этот раз его предложение все единодушно отклонили. Нет, они не хотят разделяться… Все хотят быть наверху в тот момент, когда на севере покажется море, если только покажется.

В девять утра переход продолжился. Туман несколько смягчал действие жгучих солнечных лучей. В такое время года они были бы невыносимы на этой каменистой местности, падая на нее почти отвесно в полуденные часы.

По мере продвижения к северу плато расширялось на запад и на восток, а море, еще недавно видимое в обоих этих направлениях, совершенно скрылось из глаз. Вокруг по-прежнему не было видно ни деревца, ни следа хоть какой-либо растительности. Та же пустота, то же бесплодие.

В одиннадцать часов утра показалась голая конусообразная вершина, она возвышалась над плато примерно на триста футов.

— Вот какую вершину придется еще одолеть, — произнесла Дженни.

— Да… — откликнулся Фриц, — и оттуда, я надеюсь, откроется наконец более широкий горизонт. Но подъем предстоит нелегкий.

В этом сомневаться не приходилось; но стремление увидеть сокрытое оказалось настолько сильным, что никто не хотел оставаться позади, какова бы ни была усталость. Кто знает, не шли ли эти бедные люди к последнему разочарованию, которое развеет их последнюю надежду?..

Больше не останавливаясь, они приближались к конусу, до которого оставалось три четверти лье. Сколько трудностей появлялось на каждом шагу, каким медленным было продвижение через сотни глыб — приходилось их обходить или перелезать через них. Это напоминало скорее карабканье серн, чем шествие пешеходов. Боцман взял на руки маленького Боба у смертельно уставшей матери. Фриц поддерживал Дженни, Франц — Долли, Джеймс — Сузан. Все держались за руки, помогая друг другу в опасных местах.