Ужас на поле для гольфа. Приключения Жюля де Грандена

– Совершенно верно, – ответил он, серьезно кивая. – Я тоже подозревал ее. Именно из-за этого я побудил прекрасную Кэти вернуться к службе у мадам Айдолин и шпионить за ней. Я много узнал, потому что Кэти, как и вся ее нация, проницательна, и когда она знает, чего хочет, она знает, как это получить.

Похоже, горничная полностью осознавала подчинение своей хозяйки Черной Богине; но, хотя она всего не понимала, ее преданность мадам-хозяйке была настолько глубокой, что она пыталась устроить препятствие на нашем пути, чтобы мы не мешали таинственному культу мадам. Лояльность – замечательная вещь, друзья мои. Эта бедная женщина была потрясена зрелищем ее любимой хозяйки, унижавшей себя перед камнем; но тот факт, что ее хозяйка делала это, был для нее оправданием. Если бы ее попросили совершить это вместе с мадам Четвинд, я твердо верю, что она присоединилась бы к непристойному поклонению и отдала бы свое собственное тело и душу Черной Богине вместе с той, которую она обожала.

– Хорошо… я… Но посмотрим тогда… – снова начал было я.

– Достаточно, друг мой Троубридж, – велел де Гранден, поднимаясь и призывая нас с доктором Вольфом. – Мы так давно не спали. Пойдемте отдыхать. Parbleu, я буду спать, пока ваши ученые общества не издадут основательный трактат об обнаружении брата-близнеца этого мсье Рипа Ван Винкля![231]

Мефистофель и Компания, Ltd.

1

– Messiers les americains[232], погибшие на полях сражений, я салютую вам! – Жюль де Гранден вытянулся и приложил руку к виску, отдавая военную честь перед Памятником Победы в нашем городском парке.

Эта акция был настолько типична для маленького француза, что я, тайком взглянув на него, не смог удержаться от улыбки. По десять тысяч раз в день друзья, соседи и даже родственники тех, чьи имена были выбиты золотом на этом кенотафе, проходили мимо, но из всех Жюль де Гранден был единственным, кто всегда оказывал героям воинские почести.

Его острые голубые глазки уловили тень моей улыбки, когда мы отворачивались от мемориала, и вспышка негодования озарила их.

– Ха, вы смеетесь надо мной, друг мой Троубридж? – резко сказал он. – Cordieu, скажу я вам: было бы неплохо для вашей страны, если бы больше людей отдавало честь храбрым парням, пролившим свою кровь на полях Франции ради свободы! Вы столь заняты на своей мирной земле, что у вас нет времени помнить про раны, кровь и изувеченные тела – цену этого мира; нет времени, чтобы помнить как продажные боши…

– Misère de Dieu[233], что это там? – своей женской белой ручкой он так сильно сжал мое плечо, что я вздрогнул. Другой рукой он указывал на кустарник перед нами.

– А, что, черт возьми… – начал было я, но проглотил остаток вопроса, так как мой взгляд проследовал за его рукой.

Молодая женщина в вечернем платье, с размазанной по щекам тушью и с невыразимым ужасом в глазах, спотыкаясь, бежала к нам.

– Lieber Gott! – тихо, но пронзительно кричала она, задыхаясь в пароксизме рыданий и оглядываясь назад. – Ach, lieber Himmel![234]

– Favoris d’un rat[235], – буркнул де Гранден с любопытством. – Женщина бошей? Entschuldige mich, Fräulein, – начал он, скривившись, словно немецкие слова отдавались хинином на языке, – bitte…[236]

Реакция на его приветствие была странно резкой. Прижав ладони к глазам, словно закрывая их от страшного видения, девушка отчаянно вскрикнула, резко развернулась и бросилась в сторону, как заяц от гончей. Пробежав с полдюжины шагов, она рухнула наземь с жалобным стоном, распластавшись прямо в грязи с распущенными черными волосами и в расстегнутом костюме, дернулась и замерла.

– Pardonnez-moi, mademoiselle, – де Гранден отбросил в сторону родной язык девушки, – кажется, у вас проблемы? Что-то случилось… – Он нащупал слабый пульс и приложил ладонь к ее левой груди. – Morbleu, Троубридж, друг мой! – воскликнул он. – Она в обмороке! Помогите мне отвезти ее домой. Я полагаю…

– Проздьите меня, зьир, – низкий голос прервал его слова, и крупный молодой человек в вечернем костюме появился из кустов с неожиданностью черта из табакерки. – Проздьите меня, зьир, но я знать молодой особа, и я отправлять ее домой, если вы будете добры вызвать такси. Я…

– Ха, вы так думаете? – маленький француз отпустил запястье девушки и поднял на незнакомца свои жесткие немигающие глазки. – Пусть так, но сначала нужно бы ответить, почему мадемуазель выбежала из парка в этот вечерний час и упала в обморок на наших руках? N’est-ce-pas?

Незнакомец внезапно сделался высокомерен.