Горячка

— Поглядите вот, на штабной карте оно даже неправильно вычерчено. Лишь на спутниковом снимке его можно заметить.

— А динозавры?

— Легенда родилась в самом начале века, во время экспедиции, организованной одним безумным англичанином, который был уверен, что обнаружит там нечто вроде затерянного континента, с громадными живущими до сих пор пресмыкающимися. И все они исчезли без следа.

— Блин…

— И это не все! В тысяча девятьсот семьдесят пятом году французская научная экспедиция, составленная из биологов и природоведов, отправилась в сторону озера, чтобы обследовать его берега. В густых джунглях можно встретить сотни малоизвестных видов и подвидов насекомых и растений.

— И что?

Монтань иронично усмехнулся.

— Смылись. Тысячи самых различных трудностей, болезни… Один, по-моему, даже умер. Так что они повернули, даже не добравшись до озера.

До меня стало доходить. Монтань пожелал сделаться первым ботаником — или что-то в этом роде — который исследует Озеро Динозавров. Неплохо мы начали, если принять во внимание проклятого слона, кладбище и таинственное озеро.

Лично же мне весьма нравилась мысль о том, чтобы выследить это животное, подкрасться к нему осторожно, засадить пулю прямиком в башку и увидеть, как вся эта огромная масса валится передо мной на землю.

* * *

Сразу же после заката солнца начался концерт тамтамов с возбуждающими, скоростными ритмами, и мы знали, что он продлится всю ночь: уже третий вечер куджу праздновали, чтобы почтить память умерших и дать выход собственному трауру. Это каким-то образом объясняло то состояние отупения, что охватывало их в течение дня. В других обстоятельствах пьянка продолжалась бы всего одну ночь, но тот факт, что среди жертв очутился брат вождя, вызвал продолжение торжества. Так что теперь они изо всех сил барабанили по своим пустотелым древесным стволам, извлекая из них грозные звуки — то низкие и глухие, то высокие словно человеческий крик.

Вдобавок же, эти три ночи совпали с традиционным ежемесячным празднованием полнолуния. Сама Луна, громадная и белая, взошла через пару часов, когда во всех закутках разгромленной деревушки длинными красными языками пылали факелы.

Могло показаться, что играющие на тамтамах никогда не устанут. Уже много часов стучали они в свои инструменты, но когда на небе появился большой серебристый щит, музыка сделалась как бы даже громче. Давно уже все мужчины, женщины и дети бросились в вихрь танца. Воины раскрасили лица самодельными красками: с одной стороны желтой, с другой — красной, и теперь выглядели словно выпущенные из ночи демоны.

В центральной точке деревни шабашем руководила небольшая группа женщин, размалеванных красной краской до самых плеч, с открытыми грудями, в соломенных юбочках на бедрах. Вся деревушка следовала их примеру. Нигде не танцевали столь рьяно, как в образованном женщинами кругу, ярко освещенном факелами. Они наклонялись, выпрямлялись, красные руки и ягодицы кружились, ноги, выбрасываемые до высоты груди, били в землю в ускоренном ритме.

Люди куджу разогрелись в течение предыдущих двух вечеров, ожидая сегодняшнего взрыва темперамента. Воздух был перенасыщен испарениями травки, которую все жадно курили. Древесина докоуме, из которого были сделаны факелы, выделяла едкий дым с сладким, вызывающим сексуальное желание запахом.

Танцы уже переходили в пароксизмы. Все сливалось в одно туманное целое. Отблески чернокожих тел, дьявольские лица, ритмические движения танцоров, мерцания юбочек женщин, отдельные, охваченные трансом танцоры… Время от времени кто-то заводил траурные песнопения, которые подхватывались и скандировались всей деревушкой. В этих стихах постоянно звучало имя М"Бумбы…

Мы выбрали себе местечко, расположенное несколько сбоку, участвуя в общей траурной церемонии со своей личной стороны. С нами пришла и Малая, таща на плече собственный тамтам. Но уже вскоре она присоединилась к группе музыкантов, заняв место в огромном кругу. Она била в барабан изо всех сил, явно, как и все остальные, охваченная тем осознанным безумием, той высвобождающей все и вся истерией, которая чувствовалась все сильнее, и которая нам, белым, передавалась крайне редко.

Даже Татаве бросил нас, чтобы предаться танцам. В нескольких метрах от нас подергивалась группа малышни: смеющихся и прижавшихся одно к другому тел. Самому младшему не было и двух лет. Он комично раскачивался, часто падая, с огромным, выпяченным вперед пупком.

Танцоры передавали друг другу ибаго. Это вид местной коры, который, намоченный в пальмовом вине, усиливает пьяное упоение, усиливает эйфорию и ужасно возбуждает сексуально. У нас имелся собственный ее запас, и эффекты постепенно давали о себе знать, преодолевая наш минорный настрой. М"Бумба нанес чувствительный удар нашей морали, это он раздолбал плоды работы за целый год, наших денежных вложений и нашего присутствия в этой округе.

В толпе начал раздаваться звериный вой. Это ибаго захватывало умы присутствующих. Танцы теряли свой ритм и превращались в нескладную жестикуляцию, никак не связанную с боем барабанов, интенсивность звучания которых делалась просто адской.