Сахара

— Ничего.

— Но я же вижу, что-то произошло?

— Нет.

— Ты скажешь наконец?

— Чарли, я чуть было не потерял малыша.

— Это как?

— Серьезно!

И он рассказывает мне, глотая слезы. В Барселоне парень подхватил страшный сифон. Местный айболит вылечил его в конце концов с помощью отсосов и четырнадцати уколов, которые делал громадными стеклянными шприцами. Одно только воспоминание заставляет его трястись крупной дрожью. Самюэль Граповиц это приятный малый, у него масса достоинств, и он истинный гений в выкрутасах, что заставляет меня уважать его, но иногда Самюэль слишком размякает, и им трудно управлять. Очень мягко стараюсь утешить его.

— Все уже кончилось. Ты выздоровел. Все в порядке.

Граповиц поднимает голову, и мой взгляд встречает его полные глубочайшего отчаяния глаза.

Чарли, ведь все еблись. Джос, Капоне, все… У каждого кто-то был в койке, у некоторых даже парочка. Всю ночь шумели. А я… Я… Я даже одной-единственной не мог трахнуть.

Как могу, успокаиваю его рыдания, очень скоро обещая ему африканок. Клянусь, что доставлю ему девочек уже в Коломб-Бешар, после чего отсылаю Граповица спать. Выходя из кухни, сталкиваюсь с Капоне.

— Чарли, у еврея поехала крыша. Ты знаешь, о чем он только и талдычит?

— Знаю. Самюэль Граповиц очень сентиментальный человек, так что не нужно обращать на него внимания. Иди спать. Завтра рано утром уезжаем.

Заскакиваю в салон и кричу всем, чтобы они ложились спать. Реакция, как на мой вкус, слишком вялая. Поднимаю с пола бутылку и бросаю ее в Альбану. Вот это уже заставляет всех поспешить.

* * *

Тетка Зохра приготовила мне кофе и счет. Выставленной в нем суммы хватило бы на постройку нового дома и на закупку припасов для всех обитательниц на пару месяцев. Даю ей всего лишь четверть, и хозяйка в восхищении.

В пять утра бужу всех с помощью садового шланга, щедро обливая спящих ледяной водой. Не даю времени даже на то, чтобы вытереться и выпить кофе. Отдаю приказ, что грузовики должны выехать уже через десять минут. Начинают разогреваться движки.

И тут же возвращается давний ритм работы. Мы направляемся в Аликанте. Нам требуется день и ночь, чтобы добраться туда, в самый раз, чтобы успеть погрузиться на паром.

Бары на шоссе открыты всю ночь, и в них полно народу. Страна, только что получившая свободу, это просто замечательная штука. Люи счастливы, имея возможность говорить, что только хочешь, болтать всякие глупости, если только имеют на это охоту. Очень долго сдерживаемые запасы смеха звучат теперь по всем кафешкам Испании. Нет, давление тиранов — это истинное преступление. Я часто проезжал по странам, в которых правят диктаторы, и та власть, которой владел такой вот бандюга на троне, меня всегда доводила до бешенства. Диктатор никогда не рискует. Народные массы — это стадо дебилов. Так что использовать власть ради собственной пользы весьма легко. Бедняги на низу могут лишь гнуть шеи. Иногда они жалуются, но вот никто не берется за оружие или там за приличную бомбу, чтобы пойти и покончить с гадом раз и навсегда. Нужно, чтобы пришел кто-то другой и хорошенько ими тряхнул. Когда-нибудь, пережив собственные приключения, если только буду к тому времени в живых, обязательно отправлюсь пришить какого-нибудь диктатора.

Приличную часть пополудня наш конвой блокирует погрузочный причал в порту Аликанте. Нужно много времени, чтобы съехать на двенадцати грузовиках в трюм, тем более, что съезжать нужно на заднем ходу. Среди нас всех на подобное способны лишь профи. Толкать длинный прицеп назад — это единственный довольно сложный маневр при подобно оборудовании. Нужно вращать баранку в том же направлении, в котором желаешь ехать, совсем не так, как при обычном вождении. Если человек ошибется, тут уже ничего не исправить. Прицеп катится бог знает куда, тягач очень скоро становится по отношению к прицепу под прямым углом, и тогда, прямо скажем, хана. Тут уже необходимо отцеплять тягач и начинать все с начала. Жан-Поль и Оливье бегают от трюма к грузовикам. В конце концов они устанавливают машины одна за другой.