— Сюзанна — новая американская девушка, — сказал я. — Она приобретает собственные, независимые взгляды. У каждого поколения есть «новая девушка». Мать ее тоже была такой в свое время.
Не существует более странного современного города, чем Гонг-Конг. На скалистом острове, на котором когда то жило несколько рыбаков, англичане построили великолепную столицу с тысячью каменных дворцов, с домами и конторами, с отличными мостовыми и внушительными укреплениями. Для нужд горсточки белолицых там целое войско прислуги, поваров, лакеев, рикш, шофферов и нянек. Полмиллиона настойчивых, жестких китайцев просочилось в эту коммерческую и военную крепость, воздвигли другие каменные фабрики, магазины и здания, настроили дома для жилья и лачуги. Желтое море азиатских лиц заливает большие улицы, где белые лица властелинов из-за моря проплывают точно экзотические цветы. Тут — лачуги, дворцы, тюрьмы, собор и другие церкви, банки и финансовые ячейки всего мира, бифштексы, эль, виски, лошадиные скачки, приемы у губернатора, дни рождения короля, вся пустая пышность империи, раскинувшейся от Лондона и Ланкашайра до Тасмании и Родезии. Это центр британского могущества на всем Дальнем Востоке, святое святых фунта стерлингов.
Теперь Гонг-Конг был в тревоге. Банкиры встречались и покачивали головами. Британские канонерские лодки жужжали вокруг морской базы. В Кантоне, несколько часов тому назад, Сун-Ят-Сен стал президентом Южной Республики Китая и генералиссимусом китайской армии. Англичане были возмущены им. Коммерческие дела рушились. Этот самый знаменитый в мире китаец, уничтоживший вековую монархию, распространял из Кантона ненависть к капитализму и к британской короне. Слуги стали менее почтительны; они просили прибавки жалованья; рикши торговались с седоками о плате. Десятки тысяч людей, пятьдесят лет ежедневно и молча переносивших пинки и удары английских начальников и их индусских полицейских-сиков — теперь бастовали и выражали протест.
Воздух был насыщен недовольством, когда я приехал в Гонг-Конг, после небольшого путешествия по Корее. С «Бива-Мару» я распростился три недели тому назад в Иокагаме. Приехав в Гонг-Конг, я вызвал по телефону Гордона. Он сказал, что хотел бы немедленно меня повидать. — В ресторане Гонг-Конг отеля, — предложил он.
Я нашел, что он сильно изменился, стал как то спокойнее и вдумчивее. На мой вопрос о Бакстерах он сказал:
— Я еду с ними послезавтра в Кантон, хотя и предупредил мистрис Бакстер, что это может быть опасно. Но она ужасно упряма.
Железная дорога разрушена и им придется плыть на пароходе. Мистрис Бакстер желает непременно закупить полотна для своего калифорнийского хозяйства и хочет, чтобы я показал ей хорошие магазины и последил бы, чтобы она не переплатила. У меня может не быть случая поговорить с Сюзанной наедине. Если вы истинный друг, уговорите родителей отпустить с вами завтра на прогулку Сюзанну. Я буду вас ждать с моторной лодкой в гавани.
Я обещал сделать все, что в моих силах. Мы невольно перешли к разговору о Китае и его насущных задачах.
— Китай выплывет, — горячо говорил Гордон. — Он существует уже четыре тысячи лет. Когда мои английские прадеды одевались в шкуры и отрывали зубами с костей сырое мясо, Китай глубоко погружался в философию и художественную культуру. Вы знаете, что сегодня платят целые состояния за фарфор, лаки и нефрит того времени. Я только на одну восьмую китаец, английский гражданин, но все мои симпатии — в этой стране. Я могу жить только в Китае. Я не занимался политикой и хотел быть англичанином, но мне этого не позволили. Вы знаете, что я не могу получить стакан вина в первоклассном баре, если вы мне предложите пойти туда с вами? Тут, в стране, где мой отец и дед были почтенными англичанами, я — отверженный. Он помолчал, потом продолжал все с той же горечью: — У меня привычки англичанина, но мне, вероятно, придется жениться на китаянке. Разве англичанка или американка захочет разделить со мной такое изгнание из общества?
Я расстался с Гордоном и отправился к Бакстерам, жившим в грандиозном отеле на берегу залива. Тысячи рабочих за невероятные гроши в два года превратили каменистый склон горы в роскошную местность в западном вкусе. Пообещав мистрис Бакстер, что дочь ее будет все время находиться в тени британских орудий, я добился разрешения показать Сюзанне на следующий день некоторые достопримечательности.
— Мы проведем день в настоящем Китае, правда? — умоляюще сказала Сюзанна.
Я тотчас же дал знать Гордону и, когда Мы с Сюзанной встретились на следующий день, я спросил девушку:
— Сюзанна, чего бы вы хотели сегодня больше всего?
— Я знаю, что вы устроите это для меня, — воскликнула девушка. — Мне просто необходимо поговорить с Лойдом. Знаете, мама запретила мне с ним разговаривать наедине. Лэди Пенсонби — супруга губернатора — сказала ей про Гордона, что они его не принимают, что это очень печально, но англичане принуждены проводить черту, и что Гордон — за этой чертой.
— Вы серьезно заинтересованы Лойдом? — спросил я.
— Ах, если бы я знала! — Девушка готова была сделать признание, но сдержалась. — Я знаю, что он любит меня. Он все мне про себя рассказал. Его мать была на четверть китаянкой. Отец же Лойда был английский инженер.
— Не одни только англичане предубеждены против цветных рас, — сказал я Сюзанне. — В некоторых из наших Соединенных Штатов человек является негром по закону, если у него одна шестнадцатая африканской крови. Англичане же твердо решили сохранить свою кровь совершенно белой. То же самое происходит и в Индии, и везде, где находятся англичане.
Грустное лицо Сюзанны вдруг сразу повеселело. К нам навстречу шел Лойд в белом спортивном костюме. Мы сели в моторную лодку и направились в Ковлун. Лойд был видимо взволнован свиданием с Сюзанной. Девушка же вся порозовела и оживилась. В Ковлуне мы высадились, и уже в автомобиле поехали по безукоризненным военным дорогам, проведенным англичанами по этой их территории, мимо прекрасных вилл, ферм, британских укреплений, будок часовых и солдат. После непродолжительной езды мы остановились у красивого дома в большом саду. Это был загородный дом Гордона, в котором он провел все свое детство. Улыбающийся китаец-слуга провел нас в дом. Убранство комнат было соединением лучшего европейского и китайского вкуса. Одно крыло было в чистом китайском стиле и в одной из комнат был алтарь предкам.
— Моя мать часто любила тут вспоминать своих прадедов и возжигала здесь в их намять благовония. Вот ее портрет. Я следую ее привычкам в день ее рождения.
Портрет масляными красками был кисти лондонского художника. Он изображал женщину лет тридцати, в европейском платье, с выразительным красивым лицом, в котором было гораздо более восточного, чем у ее сына.
ebooksa