«Есть две стороны в жизни каждого человека: жизнь личная и жизнь стихийная, роевая»…
«Во мне они слабо выражены обе».
«О, Гамлет, Гамлет, датский принц, как выйти из твоей тени? Как перестать подражать тебе во всем, даже в позорном наслаждении самобичевания?»
«Счастлив тот человек, который продолжает начатое, которому преемственно передано дело: он рано приучается к нему, он не тратит полжизни на выбор, он сосредоточивается, ограничивается для того, чтобы не расплыться — и производит. Мы чаще всего начинаем вновь, мы от отцов своих наследуем только движимое и недвижимое, да и то плохо храним; от того по большей части мы ничего не хотим делать, а если хотим, то выходим в необозримую степь: иди, куда хочешь, во все стороны — воля большая, — только никуда не дойдешь; это — наше многостороннее бездействие, наша деятельная лень».
Наконец желанный сон, этот всеобщий успокоитель, посетил его; но какой сон? Еще несвязнее сновидений он не видывал никогда. То снилось ему, что вокруг него все шумит, вертится, а он бежит, бежит, не чувствует под собою ног… То представлялось ему, что он женат, что все в домике их так чудно, так странно: в его комнате стоит вместо одинокой, двойная кровать; на стуле сидит жена. Ему странно: он не знает, как подойти к ней, что говорить с нею, и замечает, что у нее гусиное лицо..
Сон переходит в кошмар.
…Влетел Веретьев. — Берут! — ревел он. — Кого?! — Волохова, Рудина и Берсеньева уже взяли… Кирсанов на волоске… «Затишье». Астахов! Маша!.. «Человек он был» — а теперь что? Что я такое спрашиваю я вас? Утонула? Чорта с два… вышла замуж за Чертопханова! За Чертопханова — понимаете! «Башмаков еще не износила»…. Зачем жить? Зачем мне жить, спрашиваю я вас?…
Сказавши это, Веретьев вдруг зажужжал на манер пчелы… В эту минуту пошел Кирсанов. Он был, видимо, расстроен:
— Господа! Вы видите меня в величайшем недоумении. Заподозрена моя политическая благонадежность… — Аркаша остановился.
…И мы заподозрены и все заподозрены! Его благонадежность! Есть об чем толковать!.. Ты вспомни-ка, что ты с Базаровым, лежа на траве, разговаривал!
Бледное лицо Кирсанова моментально вспыхнуло…
…В комнату вошел совершенно расстроенный Перерепенко:
— Представьте себе, меня обвиняют в намерении отделить Миргородский уезд от Полтавской губернии! — сказал он упавшим голосом.
— Откуда же такая напраслина, Иван Иваныч? Ужели Довгочхун?
— Признаюсь, у меня у самого первое подозрение пало на Довгочхуна, но, к сожалению, Довгочхунов много и здесь. Не Довгочхун, а неслужащий дворянин Марк Волохов!
…Когда зажглись на улице фонари, явилась четырехместная карета, всем завязали глаза и повезли…
В страхе и беспамятстве просыпался Нежданов; холодный пот лился с него градом.
На другой день обнаружилась у него сильная горячка. Благодаря великодушному вспомоществованию петербургского климата, болезнь пошла быстрее, чем можно было ожидать, и когда явился доктор, то он, пощупавши пульс, ничего не нашелся сделать, как только прописать припарку, единственно уж для того, чтобы больной не остался без благодетельной помощи медицины.
Маша так и не вернулась. Нежданов поправлялся медленно и был подавлен. В душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмыленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога… он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь — не в его власти.
Весной товарищ по университету Годнев увез его в имение своей матери. Дом Годневых считался чуть ли не первым по всей…..ой губернии. Огромный, каменный, сооруженный по рисункам Растрелли во вкусе прошедшего столетия, он величественно возвышался на вершине холма, у подошвы которого протекала одна из главных рек средней России. Сама Дарья Михайловна Годнева была знатная и богатая барыня, вдова тайного советника.
ebooksa