Сад Годневых отличался некогда большими затеями. Выход в сад был прямо в гостиной, с небольшого балкончика, от которого прямо начиналась густо разросшаяся липовая аллея… В различных расстояниях возвышались статуи олимпийских богов. Из числа этих олимпийских богов остались: Минерва без правой руки, Венера с отколотою половиной головы и ноги какого-то бога, а от прочих уцелели одни только пьедесталы. Место это Годнева называла разрушенным Олимпом. За газоном следовал довольно крутой скат к реке… По всему этому склону росли в наклонном положении огромные кедры, в тени которых стояла не то часовня, не то хижина… Покойный владелец — большой, между прочим, шутник и забавник — нарочно старался придать этой хижине дикий вид и посадил деревянную куклу, изображавшую пустынножителя, которая, когда кто входил в хижину, имела свойство вставать и кланяться, чем пугала некоторых дам до обморока, доставляя этим хозяину неимоверное удовольствие.
Было тихое весеннее утро. Солнце уже довольно высоко стояло на чистом небе, но поля еще блестели росой, когда Годнев и Нежданов подъехали к дому.
Обширная и опрятная комната, в которую слуга ввел Нежданова, выходила окнами в сад. Они были раскрыты и легкий ветерок слабо надувал белые шторы: они округлялись, как паруса, приподнимались и падали снова… Он подошел к окну и стал глядеть в сад… Весь сад нежно зеленел первою красою весеннего цветения… По небу, округляя свои груди, как большие ленивые птицы, тихо плыли светлые облака. Нежданов глядел, слушал, втягивал воздух сквозь раскрытые, похолодевшие губы… И ему словно легче становилось; тишина находила и на него.
К обеду наехало много народу, — а после обеда, Нежданов, воспользовавшись общей суетой, ускользнул к себе в комнату. Ему хотелось остаться наедине с самим собою.
Прошла неделя.
Май уже перевалил за вторую половину; стояли первые жаркие летние дни. Нежданов отправился в сад, а из сада прошел в березовую рощу, которая примыкала к нему с одной стороны… Погулявши с полчаса, Нежданов присел наконец на срубленный пень… Он не думал ни о чем, он отдавался весь тому особенному ощущению, к которому — ив молодом, и в старом сердце, — всегда примешивается грусть… взволнованная грусть ожидания — в молодом, неподвижная грусть сожаления — в старом…
Вдруг раздался глухой голос, голос мужчины:
— Итак, это ваше последнее слово? Никогда?
— Никогда! — повторил другой, женский голос, показавшийся Нежданову знакомым.
— Я узнала недавно только, что я любила в тебе то, что я хотела, чтоб было в тебе… Ты кроток, честен, Илья; ты нежен… Голубь; ты прячешь голову под крыло — и ничего не хочешь больше; ты готов всю жизнь проворковать под кровлей, да я-то не такая: мне мало этого, мне нужно чего-то еще, а чего — не знаю! Можешь ли научить меня, сказать, что это такое, чего мне не достает, дать это все, чтоб я… А нежность… где ее нет!..
И мгновение спустя, из-за угла дорожки, огибавшей в этом месте молодой березняк, — выступила Елена, сестра Годнева, в сопровождении человека смуглого, черноглазого, которого Нежданов до того мгновения не видал. Оба остановились, как вкопанные при виде Нежданова… Елена покраснела до корней волос, но тотчас же презрительно усмехнулась… А спутник ее нахмурил свои густые брови — и сверкнул желтоватыми белками беспокойных глаз. Потом он переглянулся с Еленой и оба, повернувшись спиной к Нежданову, пошли прочь, молча, не прибавляя шагу, между тем как он провожал их изумленным взором.
Весенний светлый день клонился к вечеру, небольшие розовые тучки стояли высоко в левом небе и, казалось, не плыли мимо, а уходили в самую глубь лазури.
Между тем Елена вернулась в свою комнату, села перед раскрытым окном и оперлась головой на руки. Проводить каждый вечер около четверти часа у окна своей комнаты вошло у ней в привычку. Она беседовала сала с собою в это время, отдавала себе отчет в протекшем дне… Во всем ее существе, в выражении лица, внимательном и немного пугливом, в леном, но изменчивом взоре, в улыбке, как будто напряженной, в голосе тихом и неровном, было что-то нервическое, электрическое, что-то порывистое и торопливое, словом, что-то такое, что не могло всем нравиться, что даже отталкивало иных.
Заслышав шаги под окном, она насторожилась и вышла.
Нежданов пошел в свою комнату. В кор-ридоре он наткнулся на Елену. Он хотел было пройти мимо… она остановила его резким движением руки.
— Г-н Нежданов, — заговорила она не совсем твердым голосом: — вше, по настоящему, должно быть все равно, что вы обо мне думаете; но я всетаки полагаю… я полагаю уместным сказать вам, что когда вы встретили сегодня в роще меня с г-ном Меркуловым… Скажите, вы. вероятно, подумали: отчего это она оба смутились и зачем это они пришли сюда, — словно на свидание?
— Мне действительно показалось немного странным… начал было Нежданов.
— Г-н Меркулов, — подхватила Елена: сделал мне предложение; — и я ему отказала. Г-н Меркулов наш сосед. Его усадьба в 3-х верстах отсюда. Вот все. что я хотела сказать вам; засим — прощайте. И думайте обо мне, что хотите.
Она быстро отвернулась и пошла скорыми шагами по корридору. Нежданов вернулся к себе в комнату и, присев перед окном, задумался, — Что за странная девушка— и к чему эта дикая выходка, эта непрошенная откровенность?… Странная девушка.
Воротясь в свою комнату, остановилась Елена посередке ее. Ровно застыла вся, ровно окаменела. Унылый неподвижный взор обращен в окно… руки опущены, лицо бледно, как полотно, поблекшие губы чуть заметно вздрагивают…
ebooksa