— Вода! Вода! — закричал он. — Вода под лыжами.
Снег, убегавший из-под левой лыжи, становился сначала голубым, потом серым, а потом и вовсе черным. По снежному полю тянулся черный след, будто рваная рана.
Струмилин негромко скомандовал:
— Газ!
— Есть газ!
Моторы взревели, и самолет резко повело вперед.
— Не хватит разбежаться, там торосы, — сказал Богачев.
— Верно. Отставить, — так же негромко и спокойно сказал Струмилин. — Будем разворачиваться. Тормоз, Володя.
Богачев, замерев, следил за работой Струмилина. Его, в который раз уже, поражала точность каждого движения командира. Но сейчас, в этот критический момент, когда все решалось мгновениями, Павел искал в Струмилине хоть каплю напряженности и той «мобилизованности», о которой он читал в книжках, описывающих подвиги. Никакой напряженности в Струмилине не было: он сидел, откинувшись на спинку своего кресла, и, спокойно управляя машиной, успевал перекладывать языком леденец. Он не выплюнул леденец, когда узнал про воду, а продолжал неторопливо сосать его, перекладывая языком с правой щеки за левую.
— Особенно скорости сбрасывать не надо, — тихо пояснил Струмилин, — провалиться можем.
Он объяснял это неторопливо и так же действовал. Но эта неторопливость была кажущейся: на самом деле он был стремителен.
— Полный газ!
— Есть!
— Еще!
— Есть еще!
— Очень хорошо. Поднимайте ее, Пашенька…
— Есть, командир!
Когда Павел поднял самолет, Струмилин закурил и сказал:
— М-да… Все-таки не зря я никогда не верю явному благополучию — в чем бы то ни было. Не верю, и все тут…
Дальше шли в облаках. Сильно болтало, фиолетовая полоска все-таки принесла пургу. Струмилин был прав.
ebooksa