— Почему?
— Все время здесь: с марта по июнь. В этом году хочу постараться закончить все к середине мая, чтобы хоть белые ночи дома встретить.
— Мало вам здесь белых ночей? — спросил Аветисян и, нагнувшись к Струмилину, тронул его за плечо. Струмилин сразу же приподнялся и посмотрел направо, туда, где вдоль по небосклону шла синяя полоска. Сейчас синяя полоска стала фиолетовой и приподнялась надо льдами.
Морозов, Струмилин и Аветисян переглянулись.
— Это к пурге, — сказал Струмилин Павлу, — имейте в виду на будущее: фиолетовый цвет — самый гадкий для нас здесь, в Арктике. Сколько еще нам до места, Геворк?
Аветисян отошел к своему столу, помудрил там с логарифмической линейкой и ответил:
— Тридцать одна минута.
— Благодарю вас. Володя, ну как? Успеем до пурги?
— Успеем.
— Да?
— Пожалуй, успеем.
— Такой ответ сейчас мне больше нравится, — улыбнулся Струмилин.
В кабину заглянул Дубровецкий.
— Летчики-пилоты, бомбы, самолеты, очень что-то здорово стало болтать, — сказал он, — в меня вселяется страх.
— Выселите его, — посоветовал Павел.
— Вам хорошо, вы мужественные, а я весь соткан из видимых миру слез и невидимого миру смеха.
— Это наоборот цитируется, — заметил Павел.
— У Гоголя — да, — согласился Дубровецкий, — но самобичующая правда — вот моя походная визитная карточка.
— У вас их всего две? — спросил Морозов, подмигнув Павлу.
— Не понял…