— Что ж тут не понять: одна — походная, другая — стационарная. Одного такого шутника я уже знал.
— Кто же это?
— Двуликий Янус.
— Удар под микитки в шутливом разговоре, — сказал Дубровецкий, подняв указательный палец, как патер, — разрешался только одному человеку…
— Кому же? — спросил Морозов.
— Начальнику отдела сатиры в Мосгосэстраде.
— Квиты, — сказал Морозов, и все засмеялись.
— Подходим, Павел Иванович, — сказал Аветисян.
— Давайте-ка, Паша, — откашлявшись, скомандовал Струмилин, — спустимся и поищем льдинку.
Спускаясь, самолет попал в воздушную яму, и Дубровецкий, стоявший рядом с Морозовым за спинами летчиков, сильно ударился головой о переборки.
— О черт, — сказал он, — не хватало мне только лишиться языка! В Арктике это особенно весело.
— Во-он хорошая льдинка, Павел Иванович, — кивнул головой Павел на большое ледяное поле.
— Слишком хорошая.
— Вы не любите слишком хороших льдин?
— Не люблю.
— Очень хорошая льдинка, — сказал Морозов. Паша прав…
— Предлагаете сесть?
— Пожалуй, да.
— Дымовую шашку! — скомандовал Струмилин и повел самолет на бреющий полет.
Он долго утюжил льдину, куда дольше, чем ту, с которой ушли два часа тому назад.