– Ну, пить можно научиться, это дело наживное, – сказал Левонидзе. – А вот где он достает вонючую рисовую водку джамбульского розлива? Я глотнул как-то из его фляжки. Врата ада раскрылись, едва не окочурился.
– Понятно, – подвел итог Волков-Сухоруков. – Олжас – это Нурсултан, а Нурсултан – это Бафомет. Но боюсь, нам его уже не поймать. Он сбежал из клиники. Видимо, почувствовал, что за ним следят.
– Конечно. У тебя на роже написано, что ты – сыщик, – усмехнулся Левонидзе. – И глаза кагэбэшные, с прищуром.
– У самого такие же, глянь в зеркало! – огрызнулся Волков-Сухоруков.
Они затеяли перебранку, во время которой Сатоси деликатно отвернулся, но я заметил, что он беззвучно смеется. «Еще одна темная лошадка, – подумал я. – Какого беса он вообще напросился в мою клинику? С нервами у него, кажется, все в порядке».
В кармане у меня запиликал мобильный. Звонил охранник.
– Еще одна попытка проникновения на территорию через забор, – сообщил Сергей. – Я делал обход, видел за ограждением человека в плаще, он удалялся в сторону леса. С нашей стороны на земле остались следы. Кроме того, на шоссе стоял джип с потушенными фарами. Сейчас он уже уехал. Что мне предпринять?
– Ничего, оставайтесь на своем посту, – ответил я. – Как ведет себя «Керенский»?
– Спит. Насосался водки.
– Это хорошо. А человек казахской внешности вам не попадался?
– Пока нет. Надеть наручники, если встречу?
– Ни в коем случае.
Я решил, что и охранник тоже основательно приложился к бутылке, поскольку голос у него был какой-то заплетающийся. Сомневаюсь, чтобы он делал обход. Скорее всего, трескал водку на пару с Топорковым. А человека в лесу и джип выдумал в качестве своего «служебного рвения». Но, как показали дальнейшие события, я был не совсем прав…
Дверь вдруг отворилась, и в комнату вошел сам Олжас, с перекинутым через плечо бурдюком. Он уставился на нас и громко икнул.
– Стоять! – дурным голосом заорал Волков-Сухоруков, вновь пытаясь выхватить застрявший в кобуре пистолет.
Олжас, надо отдать ему должное, не обратил на сыщика никакого внимания.
– Что здесь происходит? – спросил он у меня, ставя бурдюк на пол.
– Вот вам и разгадка! – произнес Левонидзе. Он нагнулся к этому верблюжьему бурдюку, вытащил деревянную затычку и понюхал. Потом сказал: – Несет ослиной мочой с керосином. Рисовая джамбульская водка. Беременные женщины и дети умирают от одного запаха.
– Но-но! – обиделся Олжас. – Такую целебную жидкость вы во всей Москве не сыщете. Только в нашем, казахском представительстве. У моего друга, военного атташе.
– Ясно, – сказал я. – Он ездит на джипе и курит «Честерфилд»?