– А вы говорили, что уже задали свой последний вопрос.
– Изменились обстоятельства. Так как же?
– Ребенок один. Сын. Сейчас ему семнадцать лет. – Нина поставила бокал на столик. – Но я не понимаю, почему…
– Почему меня это интересует? Видите ли, я хотел бы знать, кто является отцом юноши? – Я выразительно посмотрел на Николая Яковлевича и Александра Сергеевича. – Кто из двоих?
– Я, – сказал Маркушкин, сконфузившись.
– Ему бы очень хотелось в это верить, – добавил Николай Яковлевич. – Но это не так. Отец, вне всякого сомнения, ваш покорный слуга. Впрочем, это настолько деликатная тема…
– Да бросьте вы! – оборвал я. – Чего уж нам тут стесняться, коли решили оголяться до конца.
– Она сама не знает, – произнес Маркушкин.
– Знаю, но никогда не скажу, – проговорила Нина.
Она достала длинную сигарету и вставила в мундштук. Я поднес спичку.
– Чтобы не разрывать сердце кому-нибудь из них? Но одно-то сердце вы уже разбили. Вашего сына. Жан, сходите за подарком.
Я держал спичку, пока она не догорела до конца, – в моих пальцах, а она так и не прикурила. Она с удивлением смотрела на мою руку.
– Вам разве от огня не больно?
– А разве это настоящая боль? Можно ли ее сравнить с чувством сына, лишенного не только материнской, но и отцовской любви? Ведь два отца – значит, ни одного.
– Э-э, нет-нет, подождите! – возразил Николай Яковлевич. – Все мы Максима очень любим. И он официально считается моим сыном. Носит мою фамилию. Александр Сергеевич для него просто «дядя».
– «Дядя», – повторил я. – А чем же занимается ваш любимый племянник?
– Учится в привилегированном колледже, – сухо отозвался Маркушкин.
– У него некоторые сложности, – подсказал Николай Яковлевич. – Знаете, переходный возраст, то-сё, девочки, ночные клубы… Словом, молодежь развлекается.
– Короче, он предоставлен самому себе.
– Я намерен отправить его на учебу в Лондон.