— Меня считали «беспорядочным».
— Скажи прямо: лентяем.
— Я так и думал, что это смягченное выражение.
Мой отец, сэр, а ваш дед, старый Исаак Беллью, одним ударом кулака убил человека, когда ему было шестьдесят девять лет.
— Кому? Человеку?
— Нет, не человеку, а дедушке твоему, никчемный ты бездельник! Ты в шестьдесят девять лет не сможешь убить и москита.
— Времена переменились, дядюшка. В наше время за убийство сажают в тюрьму.
— Твой отец проскакал однажды сто восемьдесят пять миль без передышки и на-смерть загнал трех лошадей.
— Живи он в наши дни, он благополучно храпел бы всю дорогу в купе спального вагона.
Дядя чуть было не задохся от гнева, но подавил его и произнес с расстановкой:
— Сколько тебе лет?
— Да как будто бы мне…
— Знаю, двадцать семь. Двадцати двух лет ты окончил колледж. Мазал, бренчал и болтался без дела пять лет. Окажи мне, по совести, куда ты годишься? В твои годы у меня была одна единственная смена белья. Я объезжал скот в Колузе. Я был крепок, как камень, и мог спать на камнях. Я питался вяленым мясом и медвежатиной. И сейчас я физически гораздо здоровее тебя. Ты весишь около ста шестидесяти пяти фунтов; я могу сбить тебя с ног и измолотить кулаками.
— Для того, чтобы опорожнить стакан коктейля или жидкого чая, не нужно быть силачом, — примирительно пробормотал Кит. — Неужели вы не понимаете, дядюшка, что времена переменились. И кроме того, меня неправильно воспитывали. Моя бедная глупая мать…
Дядю передернуло.
— … судя по вашим рассказам, слишком меня баловала: держала в хлопочках и так далее… А если бы я, мальчишкой, участвовал в тех достойных мужчины забавах, за которые вы так ратуете… Скажите, почему вы никогда не брали меня; с собой? Хол и Робби ездили с вами и на Сьерры, и в Мексику…
— Ты уж слишком смахивал на лорда Фаунтлероя.
— Сами виноваты, дядюшка, — вы и моя бедная… э-э… мать. Где же я мог закалиться? Ведь меня считали неженкой. Что же мне оставалось, кроме гравюр, картинок да вееров? Моя ли вина, что мне никогда не приходилось работать в поте лица своего?
Джон Беллью с нескрываемым негодованием смотрел на Кита. Легкомыслие этого неженки выводило его из себя.
— Я опять собираюсь отправиться в путешествие, достойное мужчины, как ты выразился. Могу пригласить и тебя.