— Ну?!.
— Твоя ходи, а моя вечером приходи и все говори… Сейчас нельзя, ходи (товарищи) гляди… Моя контрами будет.
— Ну, смотри, Ван-Кин-Кун, я вечером буду ждать.
Китаец закивал головой и отошел.
— Видал? — ворчал Вахромей вечером после приемки от китайцев золота — сегодня еще меньше намыли, стервецы, и ни одного самородка!
— Бисприменно спиртонос объявился, — ответил Устин. — Все перетаскают подлецы!
В избу боязливо вошел старшинка.
— Ну? — встретил его Вахромей.
— Все китайска люди ушли, только два остались — сообщил он.
— К спиртоносу?
— Да! Он тут — мало-мало в лес ходи.
— Ага! Ну веди!
Они осторожно отворили дверь «конторы» и вышли наружу. Ночь уже спустилась. Луна еще не взошла. Все благоприятствовало экспедиции.
— Держи! — сунул Вахромей китайцу дробовик. — Умеешь?
— Мало-мало!
Они осторожно подкрались к фанзе, где жили китайцы. Вахромей нашел отверстие в бумаге, заменявшей стекло в окне хижины, и заглянул внутрь фанзы. При слабом свете мерцающего ночника он увидел силуэты людей, лежащих на канах[6]).
— Никак все вернулись? — прошептал старатель.
— Хи-хи! — засмеялся беззвучно китаец. — Твоя плохо гляди. Тут маинка ю [7]). Люди мию, а курма[8]) ю[9])!
— Ах, язви их в горло! А ведь и верно! Они вместо себя чучел наложили! — обозлился Вахромей.
— Ну погоди, сволочи! Веди!