Варнава посмотрел на только что исцеленного грека, но тот испуганно отвел глаза в сторону.
— Пойдем, отец, — спокойно сказал один из сыновей старика. — Тебе нужно отдохнуть.
И трое греков затерялись в толпе. Варнава удивленно посмотрел на Павла.
— Не жди благодарности, — спокойно ответил тарсянин. — Не для этого мы сюда пришли.
Шум среди слушателей нарастал. «Он прав!», «Он не прав!», «Он исцелил всадника!», «Он колдун!», «Он — Зевс!», «Они не Зевс и не Гермес. Они обманщики!» — неслось из людской гущи.
— Что ж, — улыбнулся Варнава и окинул взглядом всю толпу. — Отвечу словами Иешуа: «Кто считает, что седого всадника здесь, на ваших глазах исцелил не Господь, пусть первый бросит в меня камень».
В следующий момент несчастному проповеднику было бы впору пожалеть об этих словах. Увесистый окатыш, пущенный из толпы, ударил его в лицо, и Варнава, которого десять минут назад боготворили, заливаясь кровью, закрыл лицо ладонями.
— Варнава, брат мой! — только и успел вскрикнуть Павел, как получил удар камнем в висок и, потеряв сознание, рухнул на тяжелые плиты портика…
Со всех сторон в двух проповедников летели камни. Их кидали даже те, кто только что восхищался двумя последователями Иешуа. Кидали с оглядкой, боясь не кинуть и попасть за это в тюрьму или еще хуже — на крест.
Окровавленный Иосиф Варнава стоял на коленях, прикрыв лицо руками, и кричал:
— Братья! За что ж вы так, без суда?! Как бродячую собаку!
Но тщетно. Несколько иудейских молодчиков, подстрекая толпу, выбрали мишенью безоружного человека. Камень — и правая рука Иосифа повисла плетью, еще камень — и левое плечо окрасилось кровью от раны, нанесенной острым куском гранита…
Варнава понял, что ему не выжить. Из последних сил он обратил свое окровавленное лицо к Небесам:
— Господи, прости им, грешным, ибо не ведают, что творят!
Удар страшной силы поразил проповедника в подбородок, и он без сознания откинулся назад, оставаясь при этом на коленях.
Голые окровавленные тела Павла и Варнавы иудеи вынесли за крепостную стену и бросили там, куда сбрасывали нечистоты, помои и строительный мусор. Греки не стали вмешиваться, ибо по закону иудеи сами разбирались со своими соплеменниками. К тому же проповедники оскорбляли Зевса, так что особо ретивых защитников христиан остановили жрецы. Лишь исцеленный грек с сыновьями дождались темноты, когда иудеи и их соглядатаи ушли. Они положили Павла на носилки и унесли в свой дом.
Павел очнулся от мокрой губки, омывающей рану на его лбу. Над ним хлопотал тот самый исцеленный грек. Тарсянин вопросительно посмотрел на старика.
— Итудис… Меня зовут Итудис, равви, — как бы оправдываясь, сообщил полуживому христианину старик.
— Где моя сума? — спросил Павел, обнаружив, что он раздет и разут.
— Вот твоя сума, успокойся, — ответил исцеленный грек, умывавший Павла.