Из породы огненных псов

Причиной же такого людского притяжения служили неисчислимые жбаны и бутыли, постоянно наполняемые выгнанным здесь же первачом. Они же были объектом печали и повышенного внимания самого Витьки. Сарай требовал постоянного догляда, так как на скрываемое в нём добро уже не раз покушались злоумышленники из гастарбайтеров, наводнивших стройки окрестных загородных резиденций. Вот Витька и поставил рядом с «клубом» здоровенную будку для хвостатого сторожа. Точнее, сторожей, поскольку таковых в будке перебывало достаточно. Собак он выбирал крупных и злобных, но долго они не держались — то сбегали с концом, то обнаруживались застреленными или отравленными. Последний кабысдох тоже быстро скоротал свой и без того куцый век. Вот Витька в очередной раз и припёр в дом нового жильца, пушистого побочного сына соседской овчарки. Безжалостно оторванный от матери, маленький Робин, как и положено, в первую ночь задал дома такой концерт, что сноха приказала Витьке убираться вместе с кобелём на все четыре стороны. Витька унес плачущего малыша в сарай, сделал там логово, а поутру привязал двухмесячного щенка к будке здоровенной якорной цепью. Малец как взвыл от этакой тяжести и нанесённой обиды, так, не переставая, и голосил на весь лесхоз денно и нощно. Пронзительные щенячьи визги сутки напролет нещадно лезли в уши и отравляли жизнь всему населению, пока сосед по подъезду не отвел Витьку в сторонку и не шепнул на ушко:

— Угомони псину, а не то сами его угомоним. Не веришь?

Витька более чем верил. Поэтому быстренько отцепил Робина и спрятал цепь подальше — зачем из-за пустяков портить отношения с соседями?

И стал пёс расти вольным весёлым шелапутом. Характером он вышел общительный и ласковый, за что и стал любимцем всех жителей лесхоза. В миску, обретающуюся возле будки, детишки и старушки то и дело выкладывали всяческие аппетитные объедки, так что Витька был почти избавлен от обязанности кормить свою собаку. А учить Робина уму-разуму никогда и не собирался. Кака-така дрессура для цепного зверя? Предоставленный сам себе, Робин мог шляться по задворкам и закоулкам сколько душе угодно — дед легко мирился с его постоянными отлучками. Казалось, с мечтой о хорошо укреплённой пивнушке было окончательно покончено. Но, как ни удивительно, этакий блуждающий стражник службу свою все-таки служил. Собака строго считала будку у сарая местом своего постоянного пребывания и предметом охранения. А потому регулярно наведывалась в уголок своего рано закончившегося детства. Ввиду этого пакостники больше не решались покушаться на склад табуретовки, рискуя быть прихваченными на месте преступления внезапно появляющимся рослым кобелём.

К двум годам любимец публики стал признанным вожаком маленькой стаи. Образовался этот собачий союз на вполне корыстной основе. Сначала к будке Робина прибилась молоденькая голодающая сучонка. Её интересовал не столько достаточно завидный кавалер, сколько постоянное пропитание, обеспечиваемое возле будки многочисленными доброхотами. Потом появился Чёрный Барон, он же Грэй, он же Чёрт, он же обладатель других многочисленных кличек, которыми наделяли его жители лесхоза, и на которые он охотно откликался. Барон приполз к миске жестоко покалеченным на дороге проезжим большегрузом. Кормленный и оттого добродушный Робин не стал возражать против лохматого умного соседа. Поправившись, Барон сделался его верным спутником по собачьей вольнице и любовным приключениям. Два этих парня были главными фигурами на собачьих свадьбах, постоянно будоражащих лесхоз и городок. Во время одного из таких любовных похождений к кобелям привязалась дефективная жёлтобрюхая. Другие собаки тоже делали попытки затесаться в робиновскую семью, но безуспешно: больше в неё никого не принимали, даже регулярно появляющихся щенков при достижении возраста самостоятельности быстро спроваживали прочь. Четвёрка держалась компактно, при необходимости успешно отражая набеги непрошенных собак, и со временем сделалась хозяйкой положения не только в лесхозе, но и в городке; жила в самых тёплых местечках, особого горя не зная.

Так было до встречи с Кристой. И вот теперь, разметав троих сотоварищей, на Робина надвигалось истинное исчадие ада, воплощённое в разъярённой серо-чёрной груде. Будь Робин чуть более искушен в собачьих боях, он повел бы себя совсем иначе. Интуиция подсказала бы ему, что бегство с поля такого боя не будет считаться для него позором, так как силы его и Кристы и сравнивать нельзя. Разве может противостоять специально обученной собаке-воину он, инфантильный дворовый пустобрех, хотя и приличных габаритов?! Но внутренний голос Робина не успел и охнуть, как в горло впились страшные окровавленные клыки. Даже на последний визг сил не хватило: в борьбе за себя и за своё потомство Криста неистово сомкнула на трахее железные челюсти. Любимец детей, бабушек и пьяньчужек замертво упал под натиском пришлой бестии.

Из знаменитой четвёрки в живых остался только Барон, остальных растерзанных собак нашли поутру ошарашенные жители, потянувшиеся на контейнерную с кульками мусора. Таких картин здесь до сих пор не видывали. Собачья бойня вызвала у населения нешуточный страх. Собачники прекратили выгуливать псов возле лесхоза, детям тоже поменяли место для прогулок. Даже местное начальство во главе с вечно пьяненьким участковым пожаловало взглянуть «на этот кошмар», чтобы убедиться в непонятно-пугающей природе инцидента. О наводящем ужас побоище заговорили на всех углах. Кое-кто шёпотком даже начал разносить молву о собственной — лесхозовской — разновидности собаки Баскервилей. Появление неизвестного монстра, быстро и бесшумно расправившегося с четырьмя собаками (звуков схватки не зафиксировал никто из жителей близлежащих домов), надолго стало главной темой пересудов. Дед Витька загоревал. Хоть и следил он за Робином из рук вон плохо, от потери пса пришёл сначала в заливаемое спиртным уныние, а затем в нешуточную ярость, и преисполнился мщением. Даже вспомнил о старом ружьишке, с которым баловался когда-то по окрестным лесам, достал его из сарая и надраил. Витькин сын, видя эти воинственные приготовления, от греха подальше забрал ружье у старого гуляки, пообещав, что «сам разберётся с этим паршивым Баскервилем». Страшное неведомое существо вызвало нарастающую волну слухов и ненависти. Ничего не ведала только Криста, главный ньюсмейкер лесхоза и городка, навлекая тем не менее на свою голову новые печали.

Глава 8

До владельцев Кристы доходят слухи о собаке-привидении, и заводчик строит на этом опасные планы

Собаки у нас водились всегда, но в твоём случае — должен извиниться! — я взял четвероногого друга не просто «для души», а в сугубо меркантильных интересах. Квартире потребовался охранник. Пришла нужда спасаться от самого страшного врага нынешнего несовершенного социума — наркомании. Вернее, от вполне конкретного наркомана, который на беду образовался по соседству. Родилось и выросло это исчадие как-то незаметно в нашем же подъезде, в сверхобеспеченной семье милицейской шишки и королевы прилавка. У родителей денег и амбиций пруд пруди, а времени и умения всерьёз заняться воспитанием сына — дефицит. Вот и оформился испорченный родительскими возможностями и попустительством юный любитель зелья. С друзьями-малолетккми стал промышлять деньги на дозы сначала обиранием соучеников, а потом и воровством по соседским квартирам. Обнесли в числе прочих и нас, легко пробравшись в дом через смежные лоджии. Пришлось задуматься о действенных контр-мерах. Так и возникла мысль завести большого страшного зверя, который не пускал бы в дом чужих.

И пошел я на базар покупать свой специфический товар. Когда ты стал моей собственностью, я весело накинул на твою шею щенячий поводок, позаимствованный у соседей-собачников, и, бросив небрежно «Ну что, пойдем?», потянул за него с полной уверенностью в твоём повиновении. Как бы не так! Ты будто прирос к земле своей толстенькой попкой. Ни протеста, ни звука — просто как сидел, так и сидел. Я, недопоняв, опять потянул. И опять ты ни с места. Я потянул так сильно, что попка поднялась. Но лапы и не думали двигаться. Ты каменно ехал на поводке по базарной пыли, упираясь в землю конечностями, а публика со смехом косилась на эдакий буксир. Тут-то я дотумкал, что подобным манером мы далеко с базара не уйдём. Пришлось взять твою десятикилограммовую тушку на руки и тащить на себе добрый километр до автобусной остановки. Так ты уже в первые минуты нашего знакомства проявил неожиданную твёрдость характера, что дало мне повод размечтаться о будущем яром стороже.

Сторожем ты действительно стал отменным хотя бы потому, что с собачками твоего размера не то что жулики и воришки — законопослушные граждане предпочитали не входить в близкий контакт. А характер-то оказался хотя и настырный, но по-кошачьи мягкий и добрый.

Коттеджный посёлок, который покинула Криста, унося в зубах новорожденную Жульку, находился от лесхоза на почтительном удалении. Да и бытие этих двух оазисов человеческой жизни стояло на крайне различных социальных и материальных ступенях, что практически исключало взаимопересечение их населения.

Казалось бы, из лесхоза в посёлок вряд ли могла дойти весть о собачьем побоище. И всё же даже в этом уголке респектабельности, отгороженном от мира хибар непроницаемым занавесом проблем богатых и здоровых, узнали о душераздирающем эпизоде, хотя и со значительным опозданием. Слухи о новоявленном монстре, распространяясь от дома к дому, хотя и медленно, но всё же ползи среди дачников, достигнув, наконец, и семейства бывших Кристиных хозяев.

Поначалу папаша пропустил их мимо ушей — мало ли что от глупости и безделья бабы болтают. К тому же тема домовых, леших, водяных и прочих нелояльных людям духов постоянно муссировалась в кругу праздных и ищущих разнообразия и остроты ощущений дачников. И то сказать: удалённые от города места с изобилием лесов и болот будто окутывали древние тайны, влиянию которых поддавались даже не чересчур впечатлительные натуры.

Но папаша, считавший себя закоренелым прагматиком и реалистом, не собирался брать в голову чепуху про каких-то болотных выползков. Во всяком случае, он в этом себя уверял. Чего-де местным маргиналам спьяну не привидится. Тем более, что кое-какой информацией об окрестном собачьем крупняке он располагал. Они с другом-заводчиком в поисках сбежавшей Кристы уже дважды делали по округе вылазки, увы, безрезультатные. Заезжали и в военный городок, и в лесхоз, спрашивали, не замечал ли кто беглую домашнюю суку. По объяснимым причинам таковой никто не наблюдал — как заметить животное, даже такое приметное, как Криста, когда оно к людскому жилью приближалось только в ночном осеннем сумраке? Даже после ошарашившего население избиения дворовых псов на вопрос о сбежавшей собаке отвечали отрицательно. И это понятно — никому и в голову не приходило связывать из ряда вон выходящую собачью драку с какой-то тривиальной потерей дорогой домашней любимицы. В общем, ни-ни, животное, интересующее богатых приезжих господ, видом здесь не видывали.

Таким образом, лесхоз из зоны интересов преследователей Кристы был исключен.

Но упорно расползавшиеся россказни, которые, как водится, день ото дня обрастали массой придуманных подробностей, снова вернули бывшего хозяина, а тем паче его товарища, к мыслям о беглянке.

По словам тётеньки-поварихи, первой принёсшей в дом страшилку, выходило, что зверюга (или зверюги), разом загрызшая троих не мелких псов, была каких-то неправдоподобно больших размеров и немереной силищи. А сложившиеся у местного населения представления о происшествии свидетельствовали о том, что кровожадное существо обитало где-то в немыслимых чащобах и выходило на промысел лишь по темноте. И вообще в народе всё чаще дискутировали на тему, была то земная тварь, или выползающая из дальних болот нечисть в собачьем обличии?

В сказки о воскресении в этих местах подобия собаки Баскервилей продвинутым господам, к которым безоговорочно относили себя наш отец семейства и прочие домочадцы, верить не полагалось. Но беда заключалась в том, что на деле все они в глубине души тяготели к предрассудкам — разумеется, не признаваясь в том ни себе, ни окружению. К примеру, в исключительности здешнего случая — показалось им — явно было что-то нечистое. Как так: драка у помойки налицо, растерзанные собаки есть, а вот следов их убийц — никаких? На песчаных поросших травой просёлках никаких следов не видно и звуков необычных ниоткуда не слышно, а вот на тебе…