Смерть Джани – особенно то, как это произошло, – потрясла и Хуррама, когда он услышал об этом в первый раз.
– Я не отдавал приказ о ее смерти, – только и смог ответить он.
– Но ведь это последствия твоего приказа убить Хусрава… Джани любила его так же сильно, как я люблю тебя. Я знаю, что лишить себя жизни – это большой грех, и молю Аллаха, чтобы он дал мне силы жить ради сыновей в том случае, если я потеряю тебя; но я хорошо понимаю, как горе могло лишить ее разума.
Хуррам посмотрел во взволнованные глаза Арджуманд. То, что она говорит, – правда. Его действия привели к смерти Джани. Но какие бы сомнения ни обуревали его, какую бы вину он ни испытывал, он должен отбросить эти мысли в сторону и быть сильным.
– Я сделал это ради наших детей. Они – наше будущее и будущее нашей династии, – произнес новый падишах и отбросил мысль о том, что все это он сделал, чтобы облегчить свою собственную жизнь и правление. Хотя, может быть, все эти мотивы в жизни неотделимы один от другого? Мало кто из людей, даже если речь идет о падишахе, способен быть твердым в своих мыслях и поступках – большинство предпочитают обманывать самих себя разными лицемерными оправданиями своих действий…
– Я молюсь о том, чтобы Хусрав и особенно Джани вошли в райский сад, – сказала Арджуманд. – Я молюсь о том, чтобы Аллах простил тебя и не наказывал ни тебя, ни твоих детей.
– Я тоже, – сказал Хуррам.
Он никогда еще не был так краток с женой и никогда еще не чувствовал себя таким одиноким. Именно это имели в виду его дед и отец, когда говорили об одиночестве во власти. Теперь оно останется с ним навечно.
Глава 26. Павлиний трон
Великие ворота крепости Агра – его крепости – возвышались перед Хуррамом, когда его слон торжественно поднимался по крутому, украшенному цветами пандусу во главе церемониальной процессии. Хуррам тщательно выбрал день своего входа в Агру – по солнечному календарю сегодня была 72-я годовщина объявления Акбара падишахом Великих Моголов. Встав еще до рассвета, он прогулялся в легкой утренней дымке до гробницы деда как раз в то время, когда павлины разлетались от нее в близлежащие сады.
– Я буду достойным падишахом, – прошептал Хуррам, прижавшись губами к сделанному из песчаника саркофагу.
Кроме того, сегодня была и 145-я годовщина рождения Бабура, амбиции и отвага которого бросили Хиндустан к ногам моголов. Меч Аламгир с рукояткой, украшенной орлом, принадлежавший Бабуру, теперь висел на боку Хуррама. Сколько битв должен был видеть этот клинок во время долгого похода от Аму-Дарьи до Хиндустана… Рубиновые глаза орла блестели на солнце. Взглянув на свою правую руку, новый падишах с удовлетворением улыбнулся, увидев нечто, что принадлежало его еще более древнему предку, – это было тяжелое золотое кольцо с выгравированным изображением рычащего тигра, которое когда-то носил сам Тимур. Хуррам был десятым потомком по прямой линии этого великого воина, держава которого когда-то простиралась от берегов Средиземного моря на западе до границ Китая на востоке. Когда Хуррам родился, звезды на небе, к великой радости Акбара, стояли в том же самом порядке, в каком они находились при рождении Тимура. И сейчас внук Акбара ощущал, что на него смотрят не только его подданные, но и духи его предков, которые наблюдают, как тридцатишестилетний падишах Великих Моголов возлагает на свои широкие плечи надежды и амбиции их династии.
Когда слон Хуррама прошел в ворота и попал в тень алого бархатного козырька, раздался бой барабанов. На мгновение новый правитель прикрыл глаза, пытаясь на всю жизнь запомнить этот момент – кульминацию всех его желаний и амбиций. Но неожиданно вернувшиеся мрачные мысли прогнали эту эйфорию. Падишах задрожал, несмотря на жаркий день и на вес его теплого зеленого парчового халата, украшенного бриллиантами. Он вспомнил анонимную записку, найденную пришпиленной стальным кинжалом к земле недалеко от его шатра, когда он вернулся из усыпальницы своего деда. Ее содержание было очень коротким:
Как записка могла попасть туда под носом у стражи? Или она была написана кем-то, кого он считает своим другом и кто в действительности им не является? Кем-то, чье присутствие возле его шатра не вызывало ни у кого подозрения? А может, ее оставил незнакомец, которому удалось пробраться в самое сердце его лагеря? Все были заняты подготовкой к его торжественному входу в Агру уже задолго до восхода солнца, а если принять во внимание, что все вокруг было окутано легкой белой утренней дымкой, то это, должно быть, было не так уж и трудно…
Когда Хуррам бросил записку в жаровню и стал наблюдать, как она исчезает в пламени, у него перед глазами возник образ Мехруниссы. Эта женщина вполне могла написать такое. Неужели она действительно смогла найти способ испортить ему настроение из своего уединения в Лахоре в день, который по праву считается самым великим днем в его жизни? Если это так, то она добилась своего. Кто бы ни написал эту записку, она потрясла Хуррама. Но он старался не думать о ней. Он даже ничего не сказал о ней Арджуманд, прощальный поцелуй которой утром в гареме физически возбудил его так же, как возбуждал все эти годы, прошедшие с момента их свадьбы. Ее поцелуи всегда действовали на него возбуждающе, и на какое-то мгновение этот прогнал прочь его мрачные мысли.
Но теперь, когда слон вновь вышел на солнце и двинулся в сторону трона, о котором Хуррам так долго мечтал, эти мысли вернулись. Почему? Потому что он виноват? Нет. Смерти Шахрияра и Хусрава были необходимостью, не так ли? Разве немного крови, пролитой в самом начале правления, не лучше, чем потоки крови, пролитые позже лишь из-за того, что ему не хватило мужества действовать? Разве преимущества, которые принесут ему эти смерти, не перевешивают грех, который он взял на душу, распорядившись о них? Да, многократно повторял себе падишах, этими своими приказами он убрал с дороги потенциальных претендентов на трон и защитил себя и свою семью.
«Хватит, – велел Хуррам самому себе. – Ты сделал то, что должен был сделать, а прошлое – это лишь прошлое, и ничего больше».
ebooksa