Оскверненный трон

Казалось, женщина полностью лишилась способности думать и чувствовать. Слепо повинуясь его словам, она заковыляла в сторону золотых дверей в конце комнаты, которые уже открывались, чтобы пропустить ее.

Только через несколько минут после возвращения в свою комнату в гареме, которую она уже не надеялась увидеть, Мехрунисса позволила себе расплакаться. Ей было тяжело наблюдать за казнью брата. На ладонях остались кровавые отметины в тех местах, где в них впились ее ногти, когда она пыталась сдерживать себя. Но Мир-хан сам заслужил такую судьбу. Он был виновен, и правосудие свершилось. Мехрунисса ничего не могла сделать, чтобы спасти его, а если б попыталась, то поставила бы под угрозу и свою семью, и самое себя. Так же как ее отец был готов бросить ее новорожденным младенцем, чтобы дать остальной семье шанс выжить, так и она должна была принести Мир-хана в жертву. Но то, что она выбрала целесообразность, не значило, что она не любила брата, каким бы слабым и глупым он ни был.

А что теперь? Встреча с Джахангиром, о которой она так долго мечтала, наконец состоялась, но при совсем других обстоятельствах. Что же ждет в будущем ее… или ее семью?

Глава 7. Отпущение грехов

Ритмичный звук копыт его лошади, скакавшей по высохшей земле в сторону Фатехпур-Сикри, успокаивал Джахангира. Этот звук говорил о том, что теперь наконец, после стольких месяцев ожидания, он может действовать. С тех пор как падишах увидел Мехруниссу в последний раз, он никак не мог выбросить ее из головы. Та отвага, с которой она предстала перед ним и защищала своего отца, подтвердила то, что он инстинктивно чувствовал все эти годы, – она была выдающейся и при этом очень красивой женщиной. Другие на ее месте рыдали бы и ныли, но она сохранила чувство собственного достоинства. К концу их встречи у правителя не было уже никаких сомнений, что Мир-хан был единственным предателем в их семье. А еще он понял, что все те чувства, которые она пробудила в нем много лет назад, никуда не делись. Он хотел ее еще больше, чем прежде.

Однако решительная борьба с последствиями последнего заговора Хусрава, которым он управлял из своей тюрьмы в Гвалиоре, была для падишаха тогда на первом месте. С каждым днем он все больше и больше узнавал о группе горячих голов, о молодых людях, похожих на Мир-хана, которые поклялись поддерживать Хусрава, ослепленные посулами, которые его амбициозный сын не имел никакого права раздавать. Джахангиру пришлось действовать быстро, так чтобы сообщники бунтовщиков не успели разбежаться до того, как их допросят на предмет имен новых заговорщиков, а потом казнят.

Решить судьбу Хусрава было гораздо труднее. В прошлом отец был милосерден к нему – и каков результат? Сын отплатил ему за его благородство новым обманом… Нет, от этого отпрыска не стоит ждать ни покаяния, ни благодарности. Как бы Джахангир его ни наказал, эта кара должна быть достаточно жестокой, чтобы отбить у сына всякое желание бунтовать в будущем. И тем не менее спешить не стоит… Пока правитель распорядился поместить Хусрава в подземную камеру в Гвалиоре и запретил кому бы то ни было общаться с ним.

Падишах мог довериться Яр Мухаммаду, суровому старому служаке из Бадахшана, которого он недавно назначил комендантом Гвалиора, для того, чтобы его распоряжения выполнялись буквально. Что касается прежнего коменданта, то он был чересчур мягкотелым и сделал для Хусрава слишком много послаблений. Именно его можно было назвать виновным в этом заговоре, и поэтому он, боясь гнева Джахангира, попытался скрыть свою несостоятельность, истово раскрывая информацию о заговорщиках и обвиняя при этом даже таких невиновных, как Гияз-бек, чтобы спасти свою шкуру. Джахангир без колебаний освободил его от занимаемого поста, лишил всех земель и отправил в ссылку…

Правитель улыбнулся мрачноватой улыбкой. Надо было сделать так, чтобы люди надолго забыли, что это такое – бунтовать против падишаха. И вот теперь, когда кризис был близок к благополучному разрешению, он смог вернуться к более личным делам. Накануне ночью, когда мысли о Мехруниссе не давали ему заснуть, Джахангир задумался, не изменил ли бунт Хусрава расклад между ним и семьей Мехруниссы? На этот вопрос мог ответить только суфий, и падишах решил съездить к нему, как только закончится ежедневное заседание совета.

Впереди, в быстро спускающихся сумерках, Джахангир смог рассмотреть свет костров, на которых готовили пищу. Фатехпур-Сикри должен быть недалеко. Он пустил коня быстрым галопом, удивив своего горчи и телохранителей. Позади правитель слышал их крики, которыми они погоняли своих лошадей, стараясь не отстать.

Пятнадцать минут спустя Джахангир спрыгнул с лошади перед приземистым домом с кирпичными стенами, который располагался вне стен уже почти покинутого сейчас города Фатехпур-Сикри, которые были сложены из песчаника. Дом выглядел меньше и скромнее, чем правитель помнил по своему предыдущему визиту, когда он еще мальчиком посещал отца суфия, но время иногда может сыграть с памятью шутку.

– Вы все – ждите здесь, – приказал он своим спутникам.

Заглянув в крохотное окошко справа от входной двери, Джахангир увидел мерцающий желтоватый свет масляной лампы, который горел в помещении. Он снял перчатки и постучал в грубую деревянную дверь, а потом осторожно приоткрыл ее. Не услышав внутри никаких звуков, постучал еще раз и, низко наклонившись перед притолокой, вошел внутрь.

Комната с плотно утрамбованным земляным полом, на котором лежало несколько ковриков, и с койкой в углу, на которой была натянута сетка, была такой же, какой Джахангир ее помнил, но самого суфия нигде видно не было. На мгновение сердце гостя ушло в пятки, но потом он услышал голоса на улице, и через несколько мгновений в помещение вошел суфий, который, так же как Джахангир, низко согнулся, чтобы не задеть белым тюрбаном за притолоку.

– Повелитель, мне жаль, что я не смог поприветствовать тебя в своем доме. Я собирал хворост.

– Это я виноват в том, что приехал без предупреждения, – возразил падишах.

– Прошу тебя, повелитель… – Суфий жестом показал на один из ковриков и, когда Джахангир уселся на него, скрестив ноги, устроился напротив. – Что привело тебя ко мне в такой спешке?

– Мне опять нужен твой совет.

– По тому же самому поводу?

Правителю показалось, что он заметил, как сжались челюсти суфия.