— Вы плохо думаете о генерале. Он не подлый.
— Он произвел на меня противоположное впечатление. Даже если и сбежит вместе с вами, то вряд ли поделится золотом.
— Где оно? — наконец прямо спросил есаул.
— Так вы даете мне слово офицера?
— Да, черт возьми, если вы еще способны верить офицерскому слову.
— Способна, есаул, потому что сама его всегда держу.
— Да? Вы выполняли секретное задание штаба, но обратно в Ставку почему-то не торопитесь, а? Значит, провалили дело, не сдержали слова?
— При этом я никого не обманула. А в Ставку отправился мой напарник. Только это уже ничего не изменит. Ничего! Именно поэтому я считаю для себя возможным оставить поле боя и уехать.
— Ладно, не сердитесь. Белая бестия, хм, вы действительно бестия. Так, где ценности?
Анна выдержала театральную паузу, потом приблизила к его лицу свое, будто собиралась поцеловать.
— Они закатаны в консервные банки.
— Что?
— Сами подумайте, какое сейчас может быть производство тушенки?
Есаула эти слова пронзили, как неожиданный выстрел в ночи. Он потер лоб, закурил.
— То есть… А ведь логично. Грудастый… Генерал месяц назад отправил французам партию говяжьей тушенки с усиленной охраной. Я ее возглавлял, еще подумал — что за ценность такая эта тушенка, что б ее таким конвоем сопровождать.
— Куда конкретно доставили французам консервы?
— В Николаев. Там в Бугском лимане стояли малые французские катера.
— Кому передали? Есаул, что я из вас каждое слово клещами вытаскиваю!
— Интенданту морской службы лейтенанту Дюменелю. Он и расписку дал. Десять ящиков Гавриловской тушенки. Что же получается, десять ящиков золота?
— Не пугайте меня, господин Наяденцев. Возможно, не десять. Ценности могли быть в нескольких ящик, в других действительно тушенка. Настоящие мясные консервы все же наверняка для прикрытия делали на заводе под Гавриловкой. Эти катера были с какого транспорта?