— Чистейшая, кажется, на имбире. Или вам французского вина? Здесь, смотрю, даже бургундское Пино Нуар имеется.
— Мне всё равно, привыкла и к крепким напиткам. Правда, некоторое время болела, в рот не брала, отвыкла.
— Болели? Я знаете ли, тоже иногда болею, при чем так, что аж голос пропадает. И тогда я оказываюсь в очень затруднительном положении. Публика ждет-с, а слов-то и нет, одни движения глаз, рук и всего тала.
— Вам наверняка часто приходится выступать, Нестор Иванович, ведь идеи анархо-коммунизма требую постоянного разъяснения массам.
— Да-а, очень часто, по дню два раза, а то и три. Стаканы, где же стаканы! Ах вот они, родимые.
Махно достал из шкафа два высоких фужера для шампанского, обдул. Один поставил напротив Анны, наполнил его прозрачным, вероятно, чищенным молоком, самогоном:
— Так, о чем мы? Ах да, о деле.
— Именно, — взяла бокал Белоглазова и пригубила пахучую жидкость.
Самогон был крепким, обжег язык. А Махно, не предложив чем-либо закусить, выпил сам целый фужер, крякнул, занюхал подвижным носом рукавом своей гимнастерки.
— Так вот, — сказала Анна, обмахивая рот рукой. — Бекасов вероятно вам уже пересказал якобы письмо комдива Егорова. Обоюдное наступление 13-го числа в 9 часов вечера, — специально изменила дату и время Анна.
Но Нестор Иванович на это не отреагировал. Даже бровью не повел. «Хорошо», — только и сказал он.
— План придумал начальник ООП Добровольческой армии полковник Куропаткин. Когда вы еще были комбригом 3-й Заднепровской бригады, наверняка с ним встречались.
— Кончено встречался. Давайте еще выпьем, — сказал разомлевший Махно. Самогон на него подействовал молниеносно и зубодробительно.
После второго фужера Нестор Иванович начал клевать носом, после третьего опустил голову на скрещенные на столе руки.
Анна доволокла до дивана, взгромоздила на кожаную обшивку.
— Благодарю, — заплетающимся языком произнес Нестор. — Жарко, дышать нечем.
Он начал расстегивать гимнастерку. Анна помогла снять портупею. Из последних сил Нестор стянул с себя нательную белую рубаху, протянул к Белоглазовой руки, но тут же рухнул на подушку, захрапел.
На его груди, чуть выше правого соска, была выколота синяя татуировка: «Савелий Пруткин».
— Вот как, Пруткин, значит, — покачала головой Анна. Не даром мне Галя про актеров в Ольшанке рассказывала. Лицедей. Ну а револьвер-то заряжен?
Вынула из-под подушки наган, откинула барабан. Он был полностью заряжен.
ebooksa