— Переформулирую заключение, — заявил Айзек, как показалось судье, с легким презрительным вздохом. Такого быть не могло, но сейчас в интонациях Варди судье слышались эмоции, скорее присущие самому Бейкеру: подсознание навязывало их, приписывало другому, и судье казалось, что Айзек иронизирует над представителями правосудия, не способными — тем более в ходе открытого разбирательства — разобраться в сложной терминологии научно-технической экспертизы.
— По улике номер два. Молекулярные следы, полученные при исследовании отпечатков пальцев обвиняемого, оказались достаточными для анализа ДНК. Результат: с вероятностью девяносто девять и девяносто два сотых процента это — ДНК обвиняемого.
— Спасибо, сэр, — вежливо произнес судья. — Оба вещественных доказательства приобщены к делу, а результат научно-технической экспертизы введен в банк данных компьютера.
— Третьей уликой, представленной на рассмотрение научно-технической экспертизы, является алиби обвиняемого, — неожиданно продолжил Айзек, из голоса которого опять исчезли живые интонации. Варди начинал говорить таким тоном, когда ему в ходе представления доказательств приходила в голову дополнительная идея и 011 стремился высказать хотя бы ее начало, прежде чем судья прервет его, напомнив, что эксперту запрещено высказывать собственное мнение по тому или иному вопросу экспертного анализа.
Судья удивленно посмотрел на сидевшего в первом ряду майора Барлоу. Именно он, передавая обнаруженные на месте преступления предметы на научно-техническую экспертизу, ставил перед экспертами конкретные задачи. Исследование алиби среди таких задач значиться не могло. Доказывать или опровергать чьи-либо алиби — дело детективов. Барлоу, однако, невозмутимо смотрел в окно и делал вид, что не замечает взгляда судьи.
— Проведенный анализ… — продолжал Айзек, но тут у судьи все-таки сдали нервы, и он воскликнул, вызвав оживление среди журналистов и легкое волнение у присяжных:
— Позвольте, доктор… то есть Айзек… то есть, как вас, Витгенштейн! Эксперт не имеет права высказывать собственное мнение!
Айзек прервал речь на полуслове — вероятно, ему заткнул «рот» программист, который встал и церемонно поклонился судье, обвинителю и адвокату.
— Ваша честь, Айзек не высказывает собственное мнение, поскольку не имеет такового.
— Защита требует еще раз допросить майора Барлоу! — Адвокат ткнул пальцем в полицейского. — В связи с вновь открывшимися обстоятельствами!
— Меня выпустят? — громким шепотом спросил Долгов, схватив адвоката за рукав. — Я не убивал эту сволочь!
Судья минуты две, показавшиеся секундами обвинителю, часом — адвокату и вечностью — обвиняемому, переводил взгляд с экрана своего лэптопа на Энди, с равнодушным видом стоявшего за своим столом. Ему-то было все равно, какое решение примет судья.
— Гхм… — произнес Бейкер, и многим в зале послышалась скомканная или не до конца проговоренная фраза. Раздались тихие голоса: «Что… что он сказал?»
— Показания эксперта будут продолжены после дополнительного допроса майора Барлоу, которого прошу занять свидетельское место.
Майор полагал, что ничего нового сказать не сможет. Ответит на единственный, имевший смысл, вопрос судьи и вернется в зал.
— Присяга? — спросил Барлоу.
— Вы уже присягали, майор, — буркнул судья. — Перекрестный допрос. Адвокат, прошу вас.
Ковельски поднялся, вышел из-за стола и медленно приблизился к майору, всем видом показывая, что сейчас, сию секунду задаст вопрос, который решит исход процесса, судьбу обвиняемого, а может, даже станет прецедентом для всего правосудия.
Встав перед майором так, чтобы тот не мог отвести взгляд, Ковельски этот вопрос задал:
— Объясните, пожалуйста, почему криминалистический отдел поставил перед научно-технической экспертизой вопрос о противоречиях, связанных с алиби. Разве вопросы такого рода не находятся в компетенции полицейских детективов, то есть в вашей компетенции? Какое отношение к анализу алиби имеет научно-техническая экспертиза? Не передавали ли вы эксперту некое вещественное доказательство, которое до сих пор не предъявили суду? Не следует линз ваших действий признание в собственной неком…