— Какая бестактность… — проворчал себе под нос профессор Звягинцев, деятельный старик в седой бороде и при длинных волосах под белой высокой фуражкой. И продолжил в полный голос, несколько даже сварливо: — А я осмелюсь заметить, что вы, Корсаков, несмотря на положение в обществе и богатство вашего отца, в моей «табели о рангах» всего лишь студент третьего курса историко-филологического факультета, к тому же не вполне успешный, с «хвостами», насколько мне известно. Вам, вы уж меня простите, положено смотреть в рот не только мне, ординарному профессору, но и вот Семену Николаевичу, адъюнкту. Volens nolens, да-с.
Адъюнкт Песоцкий, выглядевший немногим старше студента Корсакова, застенчиво улыбнулся.
— Мне тоже кажется, Серапион Митрофанович, что надо поскорее уже копать. Края здесь немирные, хивинцы устраивают на этот тракт набеги…
— Да я не против, Семен Николаевич… Важно только принять меры, чтобы наши работы на могиле батыра Дустуна в минимальной степени привлекли внимание местных кочевников. В частности, лагерь следует расположить таким образом, чтобы не выдавать наш интерес к мавзолею. Раскопки же поведем ночами, и шурф будем выводить наклонный, под мавзолей, а днем укрывать его досками… Ну, об этом после. Корсаков, не в службу, а в дружбу, не желаете ли прокатиться по окрестностям, найти за каким-либо из холмов удобное место для лагеря?
— С удовольствием, господин профессор!
— Постойте, постойте! Ишь, какой прыткий! Я хотел напомнить, господа, что сам оренбургский генерал-губернатор, генерал от артиллерии Николай Андреевич Крыжановский, гарантировал нам безопасность. Да и перегнали мы военный транспорт, идущий в Раим, всего лишь на сутки.
Отсалютовав для смеха, Корсаков гикнул и погнал свою Рыжуху, лохматую лошадку, купленную в Оренбурге у бородатого уральского казака, за ближайший холм. Там чернели кострища, а в отложениях песка оставались следы множества ног. Очевидно, он заехал на обычное место дневки для военных транспортов и купеческих караванов. Поодаль темнела могилка с покосившимся крестом из извилистых ветвей саксаула.
Натянув поводья, студент небрежно перекрестился — и вдруг поежился, потому что между лопатками скользнул холодок внезапного страха. Многого ли стоит гарантия безопасности, данная профессору генерал-губернатором Крыжановским? И трех месяцев не прошло, как вступил в должность, а по Оренбургу ходят слухи, что он, совершенно не зная обстановки в крае, отдает распоряжения, одно нелепее другого. Нельзя было обозу экспедиции обгонять военный транспорт, и сейчас не стоит занимать обычное место для отдыха военных транспортов.
Корсаков тронул Рыжуху коленями и направил ее к следующему пологому холму с чахлыми кустами тамариска на вершине. Только заехал за холм и критически присмотрелся к начинающемуся за ним такыру, как со стороны обоза раздался топот копыт, будто целый табун поскакал. Над холмами прокатился гулко ружейный выстрел, затем второй. Закричал возмущенно профессор, вдруг замолчал, зато завыли-запричитали башкиры, нанятые землекопами.
Тут похолодел Корсаков: по такыру между холмами застучали копыта одиночного всадника, и звук приближался. Тотчас же слетел он с Рыжухи, присел за кустики саксаула и ее потянул вниз. Прошептал:
— Ложись…
Рыжухины глаза-сливы взглянули на него недоуменно, она махнула хвостом. Студент схватился за голову, обнаружил на ней приметный белый шлем и стащил. Туг же вспомнил:
— Лягай…
Она и легла послушно и снова удивилась, когда он, поставив шлем позади себя, стиснул руками ей челюсти. Тем временем копыта поцокали-поцокали за холмом, потом удалились. Замолкли. Корсаков перевел дух, но лошадиную голову не отпускал.
Восточный закат уже запылал, окрасив багряно окрестные холмы, когда со стороны обоза раздались гортанные крики, топот копыт, потом все снова стихло, только вороны закаркали. Над холмами поднималась жидкая струйка дыма. С Рыжухой в поводу, Корсаков осторожно приблизился к подножию могилы Дустуна.
Первым делом он прогнал воронов, уже усевшихся на безголовые, раздетые и босые трупы профессора Звягинцева и башкира — судя по стариковскому тучному телу, был то старший над землекопами. Возможно, они сопротивлялись или, что вероятнее, показались степным хивинским хищникам негодными для продажи в рабство. Головы профессора и башкира исчезли, равно как и все остальные люди, лошади, верблюды и имущество археологической экспедиции. А горели бумаги и ненужные диким степнякам инструменты. Корсаков не стал их тушить, а бессильно, парализованный ужасом, свалился у костра. И только когда надавила ему бок кобура с двуствольным пистолетом, вспомнил о ней. Покойный профессор и попавший в азиатский плен адъюнкт тоже были вооружены, но оторопели, наверное, как и он.
Очнувшись среди ночи, Корсаков расседлал и отпустил пастись лошадку, спрятал седло и саквы в кустах, а сам залег в стороне от тракта. До рассвета он продумал ситуацию, оценил все обстоятельства и принял решение. От экспедиции только и осталось, что он, Рыжуха, два безголовых трупа да тысяча рублей ассигнациями в саквах, страховая сумма, на всякий случай врученная перед отъездом заботливым отцом. Но если по-умному повести себя с начальником транспорта, подполковником Алябьевым, то можно нанять у него саперную команду и десяток-другой пехотных солдатиков для охраны, быстро, не щадя чувств коварных и злых кочевников, раскопать могилу, а все найденное увезти в Петербург. Уж если прав был бедный профессор Звягинцев и он всего лишь не самый успешный студент-третьекурсник, а в стилях древнего искусства и вовсе не разбирается, то в Питере найдется специалист, способный оценить находки.
Как только развиднелось, Корсаков поднялся на могилу Дустуна осмотреться. Рассыпанные вокруг основного сооружения поздние мусульманские надгробные памятники, как назвал их вчера профессор, его не интересовали. Он присматривался к глиняному мавзолею. Вчера профессор сказал, что изделия из глины датировать почти невозможно, а если в данном случае постройка похожа на греческий саркофаг, то сходство вполне может быть случайным. Корсаков в жизни не видел ни одного греческого саркофага, ему мавзолей Дустуна издалека напомнил скорее корону, а вот сейчас, вблизи, — верхнюю часть крепостной башни, только не круглой, а квадратной. Он обошел глиняную уродину, стараясь не смотреть в ту сторону, где валялись безголовые тела, и определил место, откуда надо будет начать подкапываться под мавзолей, да так, чтобы эта руина совсем не завалилась.
И все удалось этому вообще удачливому, как выяснилось, студенту. Он дождался транспорта, а покидая укрытие, увидел, как над останками профессора и старика-башкира воздел руки к небу подполковник Алябьев. Когда подходил к нему Корсаков с Рыжухой в поводу, подполковник как раз перешел от нечленораздельных ругательств к вполне уже понятным будущему автору «Лексикона русского уголовного арго». При виде живого и на свободе члена экспедиции лицо начальника транспорта прояснилось. Корсакову удалось убедить его оставить на раскопках саперную команду и полувзвод солдат-пехотинцев, а для перевозки выкопанных археологических ценностей до Оренбурга — две уже опорожненные телеги для провианта. Помогло делу и пожертвование — на словах в кассу 22-го пехотного полка, а там кто знает? — четырехсот рулей ассигнациями. Каждому саперу было обещано по три рубля, двум возчикам-башкирам и каждому пехотинцу — по рублю.
Однако начали с похорон. Оказалось, что птицы успели изрядно подпортить тела.
ebooksa