Искатель, 2019 №3,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Во-первых, вы мне снитесь, — дрожащим голосом заговорил студент, — потому что привидений не бывает, а скелеты не оживают. При этом повторно снитесь. Это я вам говорю как убежденный атеист и материалист. Во-вторых, какого черта лысого вам от меня нужно?

— Нет снитес, шелма! — И свободной левой рукой, столь быстро протянутой вперед, что Корсаков не успел отпрянуть, живой скелет пребольно ущипнул его за щеку. — Амазонка Отрера хочу!

— Ой! Где я вам возьму амазонку?

— Там и возьму, где ты шляться.

Русский язык ожившего скелета Дустуна, выученный в скитаниях по трущобам и темным углам Питера, оказался сложноват для понимания студентом университета, да и произношение хромало, и это еще недостаточно сильно сказано. Ведь слова-то выговаривала призрачная часть Дустуна, вот и произносила несколько эфемерно. От безжалостных щипков костлявыми пальцами на щеках у несчастного Корсакова расцвели красные розы, однако через четверть часа, не меньше, он уразумел, что ужасный собеседник ищет передовую девицу Фотиеву, полагая, что именно в ней воплотилась душа древней амазонки Отреры. А пришел он к такому убеждению, увидев ее, проезжающую на извозчике под фонарем. Это была точная копия злобной Отреры! Как же было ее не узнать, хоть и замоталась амазонка в черные тряпки, спасаясьот здешних холодов? Скелет бежал за таратайкой, пока девица не вышла у подъезда недалеко отсюда. Дустун таким же примерно способом, как сейчас, выспросил ее имя у молодого человека, спустившегося по лестнице, и решил, что теперь она не минует его рук. «Каков, однако же, мон риваль!» — подумал, выслушав этот бред, несчастный студент.

Однако на следующий день нового воплощения Отреры не оказалось в доме, а, наведя справки у знакомых уголовников, скелет дознался, что Фотиеву похитили и что она удерживается в неволе бандой Лешки Умытого. Господи, вот это новость так новость! А к нему, Корсакову, полупризрак пристал потому, что знает о его знакомстве с Умытым.

Студенту вдруг остро захотелось вырвать Фотиеву из лап бандитов — и рыцарским, для жизни опасным подвигом заслужить наконец благосклонность этой на словах развратной, на деле же холодной, как рыба, нигилистки. Однако ему пришлось признаться, что не знает, на какой малине скрывается Лешка Умытый, потому что общался с ним в «Дунькином кабаке», где пытался записать от знаменитого преступника творения русского народного воровского творчества. Тогда он, движимый научным интересом и желая заполнить пункт программы Российского Географического общества для собирания folklore’a, осведомился вежливенько:

— А где вы жительство имеете, господин Умытый?

— Под мостом у канала, где любопытным ноги ломают, — был ему ответ.

Получив очередной щипок, услышал Корсаков, что жив до сих пор, а не валяется со свернутой на сторону головой где-нибудь в гранитном закоулке под сфинксами по одной-единственной причине: его предок, скифский родоначальник Корсаковых, некогда спас жизнь Дустуну в битве с гоплитами Александра Македонского. Однако терпение скелета не безгранично, и следует поскорее придумать, как найти укрытие Умытого. Ведь уголовники носительницу души амазонки Отреры могут и придушить, да не позволят сего небесные боги!

— Эврика! Нашел! — завопил вдруг Корсаков, отскакивая от мучителя. — Семеньков, бывший помощник пристава в Спасской части, знаток преступного мира, вот кто нам поможет! Его с полицейской службы за взятку прогнали, теперь он носом землю роет, чтобы возвратиться на должность!

— Ведить! — не то рявкнул, не то тявкнул скелет.

Семеньков обитал недалеко, в одной из подвальных квартирок на Биржевой. Он пояснял в компании, где и Корсаков присутствовал, что предпочитает растрачивать свою личную жизнь подальше от жулья Спасской части. Выплатив заспанному дворнику гривенник, Корсаков вместе с закутанным в крылатку спутником проник во двор, пересек его и, спустившись по ступенькам, принялся колотить в дверь бывшего сыщика. Залязгали запоры, бесшумно открылась светлая щель. Наконец хозяин откинул цепочку и явил студенту свой заспанный круглый лик.

— Я вас, господин Корсаков, узнал в глазок. Он у меня зеркальный, мое изобретение, надо бы запатентовать… Какой вы румяный сегодня! Вы меня беспардонно разбудили, но… Если ваш визит закончится таким же гонораром, как в прошлый раз, я готов провести часок-другой ночи без сна, — затараторил он картаво. И толстым пальцем показал на огромные сапоги Дустуна на самой верхней ступеньке. — А кто этот господин?

— Он заинтересован в моем сегодняшнем деле, — туманно пояснил студент уже в дверь, лязгнувшую прямо перед его носом. — А дело имею к Лешке Умытому.

Снова появился бывший сыщик в потрепанной солдатской фуражке и серенькой накидке. Выглядел он в этом наряде, как сказочный Колобок, однако Корсаков имел случай убедиться, что не рыхлое тесто круглится под накидкой, а глыбы мощных мышц. Дока сунул ему маленький двуствольный «Дерринжер»:

— Можете спокойно класть в карман, сам собой курок не взведется.

— А вы как же, Семеньков?

— У меня под накидкой «Лефоше» в кобуре. А у этих живчиков после финского ножа основное оружие — кистень. Не пытайтесь уклониться от гири или поднырнуть под нее, отскакивайте назад, это единственная защита!

Сказочно быстро удалось Семенькову остановить извозчика, но ехать ночью на Сенную площадь «ванька» согласился только после того, как богатый студент посулил полтинник. Извозчичья лошаденка фыркала, шла боком и едва не понесла, однако удалось доехать счастливо. Не успели спутники высадиться, как «ванька» погнал галопом. Непривычно пустой Сенной базар прикрывали клубы тумана, над ним возвышались темные барабаны и купола Успенской церкви, словно четыре рыцаря-великана, охраняющие ночной сон площади. Изредка из тумана выныривали оборванцы, однако не приставали. То ли богатырский рост Дустуна был тому причиной, то ли срабатывало присущее людям рисковых профессий особое чутье к опасности. Перед тем как углубиться в бедняцкую «Вяземскую лавру», квартал убогих домишек, принадлежащих князю Вяземскому, экс-сыщик приставил ногу, окликнул Корсакова и забубнил: