– Успеем, – сказал я. – Вы можете позавтракать с нами?
– Откровенно говоря… – покачал головой Петр Сергеевич, – с временем туго.
Я посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
– Позавтракайте.
Он прищурился, размышляя. Он понял, что даром я бы не стал настаивать.
– Хорошо, – сказал он.
Костров спустился сверху со связкой бумаг, положил их в печь и отодвинул заслонку. Я протянул ему спички, но он вынул из кармана свои. Он не хотел от меня никаких одолжений. Бумага весело запылала. Костров сходил еще раз наверх и принес огромную кипу. Вбежала Валя со стопкой тарелок и заставила меня расставить их на столе.
Петр Сергеевич пристроился с кочергой к печке и стал ворошить горящие бумаги. Кажется, у всех, кроме Кострова, было приподнятое настроение, несмотря на события прошлой ночи. Вертоградский шумно влетел с ведром, полным воды, и стал требовать, чтобы мы посмотрели,
какой он ловкий. Валя прикрикнула на него, отняла ведро и послала за ножами и вилками. Меня она заставила резать хлеб, Петру Сергеевичу велела нести стаканы. Она успокоилась только тогда, когда мы все были заняты делом.
Андрей Николаевич по-прежнему был молчалив и хмур. Он поднимался наверх, спускался, таща кипы бумаг, и как будто не замечал охватившего всех возбуждения.
Общими усилиями накрыли на стол. Принесли колбасу, соленые грибы и большой горшок кислого молока. Костров свалил у камина последнюю пачку бумаг и коротко сказал:
– Всё.
Валя внесла чайник.
– Прошу вас, товарищи, – сказала она, – на последний торжественный завтрак в лесной лаборатории профессора
Андрея Николаевича Кострова.
Глава десятая
Мы сели вокруг стола. Вертоградский посмотрел на
Кострова умоляюще.