– Это следовательский парадокс?
– Нет, житейское правило.
Вертоградский пожал плечами:
– Вчера вы говорили наоборот: улик недостаточно.
Я усмехнулся.
– В сущности, это одно и то же. Улик было так много, что они вызывали сомнение.
Я говорил спокойно, неторопливо, как будто припоминая ход своих мыслей. Петр Сергеевич, Валя и Вертоградский слушали меня с интересом, как обычно слушают специалиста, рассказывающего о своей работе. Костров, отвернувшись, смотрел в окно и беззвучно барабанил пальцами по столу, желая этим показать, что мой рассказ совершенно его не интересует.
– Мне показалось, – продолжал я, – что меня настойчиво убеждают в виновности Якимова. Это заставило меня насторожиться. А тут случилась еще история с запиской. Я
говорил уже, что не верю в кающихся шпионов. Да еще пишущих по-немецки. Да еще готическим, а не латинским шрифтом.
– А какую роль играет шрифт? – спросил Вертоградский. – Этого я не понимаю.
Он, конечно, понимал это не хуже меня, но я объяснил терпеливо:
– Попробуйте напишите что-нибудь готическим шрифтом; вы увидите, что остроконечные, готические буквы делают почерк неузнаваемым.
Я немного больше задержал на нем свой взгляд, чем это было бы естественно. Ровно настолько больше, чтобы у него мелькнула мысль, не знаю ли я, не догадываюсь ли.
Потом я отвел глаза. Вертоградский усмехнулся, но мне его усмешка показалась не очень искренней.
– Очень остроумно, – сказал он. – Мне это совершенно не приходило в голову.
– Тогда пришлось предположить, что Якимов похищен.
– Почему похищен, а не убит? – спросил Костров.
Ом наконец заинтересовался моим рассказом, уже не смотрел в окно и не барабанил пальцами по столу.
– Это мне подсказали вы, – сказал я.
– Я?
ebooksa