– Да нет, дела есть, – уклончиво ответил Степан. Он понимал отлично: Афанасий уже догадался, что Степан от своих дел не в восторге. Не отвертишься, придется все равно рассказывать. Но Степан не любил жаловаться и считал, что негостеприимно начинать разговор со своих собственных горестей.
– У меня к тебе дело, Степа, – сказал Афанасий Семенович. – Ты Груздева помнишь? Он был постарше тебя лет на пять. Они еще вчетвером всегда ходили.
– Братики? – спросил Степан.
– Вот-вот, братики.
– Помню. Ну как же, они мне всегда казались такими взрослыми, почти как вы сами. Еще бы – тринадцать лет и восемнадцать! В детстве каждый год играет роль.
– Ну, а Груздева-то самого помнишь?
– По совести говоря, нет, всю четверку помню.
– Ну ладно, суть не в этом. Тебе на работу скоро идти?
– Час еще есть.
– Ну хорошо. Тогда я тебе расскажу, что случилось с этим Груздевым.
Рассказ о Петьке занял немало времени. Афанасий
Семенович историю особенно не приукрашивал. Из его слов можно было понять, что Петька совсем не жертва ущемленного самолюбия или каких-нибудь других серьезных и глубоких причин. Получалось так, что просто человек разболтался, спился, опустился и в оправдание себе придумал это оскорбленное самолюбие, стал врать братикам в письмах, бросил жену с ребенком, завел дружбу с темными людьми. Перед Степаном вырисовывалась довольно неприглядная фигура. Степан, однако, пробыл в детском доме у Афанасия не один год и отлично знал, что директор своих воспитанников хвалит очень редко, а ругает часто и не всегда по заслугам. Знал и то, что о тех воспитанниках, которых Афанасий не любит – а попадались и такие, хотя и не часто, – так вот о таких Афанасий по возможности старается вообще не говорить.
Степан слушал рассказ с большим интересом. История
Пети показалась ему не совсем обыкновенной, и, хотя
Афанасий Семенович всячески снижал ее драматизм и напирал на ее, так сказать, обычность, Степану показалось, что дело тут не так просто.
Чай остывал в его чашке; он откинулся на спинку стула и слушал, приоткрыв рот, как приоткрывал рот когда-то, слушая в детском доме сказки или страшные истории, которые любили старшие мальчики рассказывать младшим.
Он вообще чувствовал себя почему-то снова ребенком.
Снова он сидел с Афанасием, снова слушал его, и вдруг ему даже пришла в голову мысль, что Афанасий рассердится и прикрикнет: «Закрой рот, что ты ворон ловишь!» Он не удержался и улыбнулся.
– Что такое? – спросил Афанасий Семенович. Степан объяснил, почему ему стало смешно, и оба они посмеялись.
Потом Афанасий продолжал рассказ, и через минуту Степан снова слушал его с приоткрытым ртом.