– А что за него дадут? – спросил Маршев.
– Отец привез его из Китая, он заплатил за него сто долларов. В нем много серебра, и я думаю, что сто рублей за него дадут. В музей могут взять или в театр…
– А как без него на работы подымать? – спросил Чумаков.
– В сковородку бить будем, – ответил Джек. – Разбудим, не беспокойся. В крайнем случае, электрический колокол заведем.
– Приплюсуй гонг, Капралов, – сказал Николка. –
Считай из осторожности семьдесят пять рублей.
– Сколько всего? – спросил Джек.
– Триста семьдесят пять с копейками.
– Прошу слова для заявления, – сказал Джек.
– Вали.
– Товарищи! – начал Джек с подъемом. – Что же, выросла наша коммуна за зиму, возражать не приходится.
Осенью не собрали бы на рамы сотни. А теперь только малость до четырехсот не добрали. Но прямо говорю: доберем. Ночь просидим здесь, а доберем. Поэтому предлагаю сейчас срочно слать верхового на станцию, пусть телеграмму на фабрику пошлет, что динамо за собой «Новая
Америка» оставляет. Кто поедет?
С пола поднялся вечно сонный Чумаков, конюх. Заговорил он не лениво, как всегда, а с азартом:
– Я, братва, всего полтинник дал, нет у меня сейчас денег. Зато телеграмму одним махом на станцию свезу.
Пишите пока что, а я лошадь заседлаю.
Минут через пять Чумаков уже скакал на станцию.
Собрание продолжалось.
– По второму кругу пойдем, – сказал Джек и положил на стол рубль.
Еще два червонца наскребли по мелочам: несли медь, последние копейки. Немного не дотянули до четырехсот, больше денег ни у кого не было.