Когда стемнело, Джек заложил лошадь. Табак погрузили в телегу и в тележку и повезли в Чижи. Скороходов шагал рядом с подводами, все боялся, что табак разворуют.
Джек вернулся домой поздно, но в избе еще не спали.
Пелагея и Катька сидели на лавке и молча ждали Яшку.
Огня не зажигали: жалели керосин.
Джек вошел в избу злой и зажег лампу.
– Яша, – сказала мать дрожащим голосом, – сколько же он, ирод, тебе за табак заплатил?
Джек сел на лавку и тяжело вздохнул.
– Да что, мать, прижал он меня. Надо бы нам было мерина в засуху продать… Эх!
– Сколько же, Яша, он заплатил?
– Тысячу рублей.
– Сто червяков?
– Да, пятьсот долларов.
– Яшенька!. – Пелагея перекрестилась. – Покажи деньги.
Джек положил на стол толстую пачку грязных кредиток.
– Вот… Не все еще получил…
– Яшенька! – закричала мать неистово. – Светик мой ясный! Ведь это же выходит – мы можем теперь и телку выкупить. Катька, кланяйся брату в ноги. Теперь замуж тебя отдадим по-человечески.
И Пелагея вместе с Катькой повалились перед Джеком на пол.
– Не реви, мать, – сказал Джек с досадой, – не реви! – и, махнув рукой, вышел из избы.
Тысяча рублей, конечно, его нисколько не устраивала.