Саранча

– А верно ли, – вежливо скользнула в заминку тетка

Фатма, – что теперешние мужья, даже богатые, прикидываются победнее и заставляют жен работать как наемных?

Сарья оглядела толстуху и подавила вздох.

– Никто не может запретить злому языку плести свою сеть. Иные выдумывают на месте свою сплетню и выдают за слышанное. Да разве найдешь теперь таких богачей, жены которых могли бы только нежиться! И что хорошего потеть от безделья в андеруне? Теперь все должны работать, закон стал такой. Но я знаю мужей, которые ограждают жен от труда, и думаю, Гыз-ханум, тебе хотелось бы отдать дочь именно такому человеку?

Жена Гассана затрепыхалась подстреленной куропаткой. Она ловила раскрытым ртом воздух, убегавший от нее.

– Да, такому человеку, – сипло произнесла она.

В первый раз, – спаси аллах, – попала в такое положение. Со следующей дочерью, может быть, пойдет глаже.

– А у Сарьи есть именно такой человек! – торжественно провозгласила сваха. – Есть… Ахмет Гали-Узбеков.

Этого, раскрытого, произнесенного, не вынесла

Гыз-ханум. Она, ей казалось, с достоинством встала и медленно вышла, а на самом деле вскочила и опрометью выбежала во дворик. Подслушивавшие у окна девочки дружно отшатнулись и рассеялись.

Перед матерью одиноко стояла – как на необозримой равнине засохшее дерево – старшая дочь.

– Не пойду, не пойду! Я не хочу за него!..

Гыз-ханум словно ударило в горло этими словами. И

дворик, и лицо дочери, и зеленая трава под ногами – все это на бесконечно малую долю времени замельтешилось и слилось в глазах, как бы схваченное огнем. И она мгновенно выхватила из этого пламени то, что давно решила сказать дочери:

– Где же ты шлялась, доченька моя? Откуда же такого наслушалась? Чему же ты будешь учить мать?

По своей привычке присела, завела невероятно длинным рыдающим воем:

– Отец твой, старый мерин, разрешил таскаться по сборищам, и ты слушала, как издеваются над исламом. Ты стоишь как каменная. – Она захлебнулась.

Сарья, чтобы услышать перебранку, подскочила к двери. Фатма рванулась наперерез, оттесняя ее в глубь комнаты, тараторила:

– Она сообщает… любит дочь… слабая душа.

Сморщенное лицо свахи рассеклось довольной улыбкой, хитро подмигнуло, Фатма отшатнулась. Сарья важно повела выцветшим взором, сказала: