– Вот, бабы, – сказал он женщинам, окружившим капризничавший самовар, – ощипите квочку, вечерять будем, а я сейчас а штаб за самогоном и салом пошлю. Кто же у мальца мама? Надо отдохнуть положить.
И он бережно передал Насте ребенка, урча что-то насмешливое и невразумительное.
Так же смущенно, не глядя в лица, ни на разбросанные на полу игрушки, Янек приглашал женщин, по поручению старших, выпить самогоночки и закусить.
Они ушли поздно вечером.
– Ежели обижать будут, прямо в штаб бегите, – сказал
Вахета, – Игната Елисеича спросите, меня то есть.
– Благодарим за забавы, – сказал беззастенчивый костромич Гришка Грехов, – расслюнявились наши стальные анархисты.
И они удалились в тревожную, раздираемую выстрелами и криками тьму измученного города…
ПОЛОВОДЬЕ
Виктор Стрельцов, юноша лет девятнадцати, ехал за счастьем в Москву. Счастье последовательно складывалось из маленьких удач: в Ртищеве достал билет, попал в довольно просторный вагон, – маленькие удачи предсказывали победы в столице: прежде всего на экзаменах и при приеме в университет.
Среднего роста, полный, бледный, с тяжелыми глазами и легкими, неверно-отрывистыми движениями, он как будто прикидывался хрупким, зябко поводил плечами.
Бедно одет, – а словно кичился гимнастеркой и обмотками.
Производил на первый взгляд впечатление неприятное, чувствовал сам это и, как сам определял, «представлялся».
Представляться значило; сесть в вагон и ни с кем не заговорить, отстраняться от соседей, надуваться, – а на языке –
кипят расспросы, желание похвастать, в горле – спазмы любви и любопытства ко всем людям.
В насыщенности проявлялась внутренняя радость.
Тешило все. Юноша прохаживался по вагону, смотрел до тоски в глазах сквозь рябые от дождя стекла на бескрайные поля, до того однообразные, что казались прилипшими к окну, и поезд волочил их за собой. Зыбнулось. Но самая неуютность поездки мнилась испытанием богатырских сил и куда каким легким. Можно было нарочно осложнять и отягощать дорогу обетом молчания.
В Тамбове в вагон подсел некто Яша Шафир, рыжеватый молодой человек, по виду года на два старше
Стрельцова. Он небрежно бросил крохотный новенький чемодан на полку, сел, оправив поношенные и выутюженные брюки, подтянул клетчатые носки. Живые зеленые глазки играли на его лице со странно приплюснутым носом. Нос этот, небольшой, плотный, неподвижный, как будто был запущен кем-то на другое лицо и случайно, с размаху влип между этих зыблющихся энергичных щек в рыжей поросли, над веселыми губами. Он сразу заговорил важно, насмешливо, обильно и неглупо, разговор почитал, видно, делом существенным. Соседи узнали, что он из