Но сорванный фальцет вмешался с грозным озорством:
– Открывай, чего там! Грабить идем!
– Не откроем! – взвизгнула Танечка.
Бас равнодушно отозвался:
– Дверь вышибем.
Вдова, тряся головой, прошамкнула дряхло и бессильно:
– Открывайте, Анна Власьевна, все равно остались только горшки.
Теснясь, гремя оружием, поводя стволами револьверов, вошли пятеро молодцов анархической роты.
– Ложись на пол! – крикнул сорванным фальцетом
Янек.
– Кого ложись? Бабы же! – проворчал Вахета, опуская наган.
От вошедших шел самогонный дух. Пулеметные ленты на полушубках напоминали оскаленные зубы. Скучливо поглядев на женщин и настороженно на дверь в коридор, Гришка промямлил:
– Граммофон е? Граммофон мы шукаем.
Он произносил украинские слова издеваясь.
– Нет у нас граммофона, солдатики, – слезливо отвечала вдова, мигая белыми слезными глазами.
– И не было никогда. Да и зачем он в такое время?
– Брешет! Побачим. Ковырнем штыком.
И Янек залихватски усмехнулся.
– Может, пластинки есть.
Гришка кусал красные злые губы, раздражался, поскрипывал ремнями франтовского снаряжения.