Браво

– Разве у вас нет слуг?

– Нет, синьора. Гордость не должна мешать дочери тюремного смотрителя делать все самой.

– Это ты хорошо сказала. Такая умная девушка, как ты, милая Джельсомина, конечно, поймет, что нам не пристало быть в этих стенах, даже случайно; поэтому ты сделаешь нам большое одолжение, если позаботишься о том, чтобы никто не узнал о нашем здесь пребывании. Мы доставляем тебе много хлопот, но ты будешь вознаграждена. Вот деньги.

Джельсомина ничего не сказала, но ее обычно бледное лицо залилось краской.

– Прости, я в тебе ошиблась, – сказала донна Флоринда, пряча монеты и беря Джельсомину за руку. – Если я причинила тебе боль, то лишь боясь позора, что нас увидят здесь.

Краска на щеках девушки стала еще ярче, и губы ее задрожали.

– Значит, находиться в этих стенах позор для невинного человека? – спросила она, по-прежнему не подымая глаз. –

Я уже давно подозревала это, но никто еще ни разу не говорил так в моем присутствии.

– Да простит меня дева Мария! Если я хоть словом тебя обидела, то поверь, сделано это было невольно!

– Мы бедны, синьора, а нужда заставляет делать то, что, быть может, противоречит нашим желаниям. Я понимаю ваши опасения и сделаю все, чтобы никто не знал о вашем присутствии. И все же нет большого греха в том, что вы зашли сюда!

Джельсомина ушла, а беглянки, оставшись наедине, долго еще удивлялись тому, что встретили чуткость и деликатность там, где этого, казалось бы, менее всего можно было ожидать.

– Вот уж не думала найти такую тонкость души в тюремных стенах! – воскликнула Виолетта.

– Во дворцах ведь тоже много несправедливости и произвола, и не надо лишь понаслышке осуждать все, что делается здесь. Но, по правде говоря, эта девушка – приятное исключение, и мы должны быть благодарны святому

Теодору, что встретили ее на нашем пути.

– Можно ли полнее выразить свою благодарность, чем довериться ей?

Донна Флоринда была старше своей воспитанницы и менее склонна доверять внешности человека, но живой ум и высокое происхождение Виолетты давали ей преимущества, перед которыми не всегда могла устоять донна Флоринда. Джельсомина вскоре вернулась, и женщины еще не успели ничего решить.

– У тебя есть отец, Джельсомина? – сказала Виолетта, взяв руку девушки.

– Да благословенна будет пресвятая дева Мария, я не лишена такого счастья!

– Да, это счастье, потому что никакая корысть и честолюбие не вынудит отца продать свое дитя. А твоя мать жива?

– Она давно не встает с постели, синьора. Я знаю, нам не следует здесь жить, но вряд ли мы найдем место, где матери было бы спокойней, чем тут, в тюрьме.