Отец Ансельмо в нескольких словах рассказал, при каких обстоятельствах он был вынужден подчиниться требованиям рыбаков.
Рядом с дожем стоял молодой патриций – отпрыск старинного рода, не несший в то время, впрочем, никакой службы. Обманутый, как и остальные, поведением того, которому одному была известна истинная причина гибели
Антонио, он загорелся вполне естественным и похвальным желанием увериться в том, что рыбак не стал жертвой преступления.
– Я слышал об этом Антонио и о его победе в регате, –
сказал молодой сенатор, по имени Соранцо, наделенный от природы такими качествами, какие при другой форме правления сделали бы его либералом. – Говорили, кажется, что его соперником был браво Якопо.
По толпе прокатился глухой многозначительный ропот.
– Такой жестокий человек мог отомстить за свое поражение в гонках!
Усилившийся гул толпы показал, какое впечатление произвели его слова.
– Ваша светлость, Якопо обходится своим кинжалом, –
заметил рыбак, уже наполовину веря, но все еще сомневаясь.
– Это уж зависит от необходимости. Человек, занимающийся таким ремеслом, прибегает к различным средствам, чтобы удовлетворить свою мстительность. Вы разделяете мое мнение, синьор?
Сенатор Соранцо совершенно искренне обратился с этим вопросом к члену Тайного Совета. Правдоподобие этого предположения явно ошеломило последнего, но он кивнул головой в знак согласия.
– Якопо! Якопо! – подхватили голоса в толпе. – Якопо убил его! Старый рыбак победил лучшего гондольера Венеции, и тот решил кровью смыть позор!
– Дети мои, – сказал дож, собираясь удалиться, – мы расследуем дело, и суд будет беспристрастен. Распорядитесь выдать деньги на мессу, – обратился он к своим приближенным, – чтобы душа страдальца покоилась с миром.
Преподобный кармелит, я поручаю тебе останки старика, и ты сделаешь благое дело, проведя ночь в молитвах возле тела несчастного.
В знак одобрения этою милостивого повеления тысячи шапок взлетели вверх и, пока дож, сопровождаемый свитой, удалялся по длинной сводчатой галерее, по которой пришел, толпа хранила почтительное молчание.
Тайный приказ Совета предотвратил появление далматинских гвардейцев.
Через несколько минут все было готово для проведения траурной церемонии. Из ближайшего собора доставили носилки, на которые положили тело. Отец Ансельмо возглавил шествие, и вся процессия с пением псалмов двинулась на площадь через главные ворота дворца. Пьяцетта и
Пьяцца были еще пустынны.
Тем не менее за движением толпы отовсюду следили вездесущие агенты полиции и даже просто горожане посмелее других, не решавшиеся, однако, примкнуть к общему потоку.