Браво

– Мой хозяин обычно принимает дам здесь, – сказал гондольер. – Входите, ваша светлость, – я сообщу господину об ожидающей его радости.

Джельсомина вошла, не колеблясь, но сердце ее сильно забилось, когда она услышала, что дверь за ней заперли на ключ. Девушка оказалась в прихожей, и, увидев свет, проникавший из дверей соседней комнаты, подумала, что ей следует пройти туда. Но, едва она перестудила порог, как очутилась лицом к лицу с другой женщиной.

– Аннина! – сорвалось с губ удивленной девушки.

– Джельсомина! Кого я вижу – тихую, скромную, застенчивую Джельсомину! – воскликнула, в свою очередь, ее двоюродная сестра.

Эти слова прозвучали совершенно недвусмысленно.

Раненная подозрением, Джельсомина сняла маску, чувствуя, что от глубокой обиды ей нечем дышать.

– И ты здесь? – добавила она, сама не зная, что говорит.

– И ты здесь? – повторила Аннина, смеясь так, как смеются бесчестные люди, полагая, что невинные опустились до их уровня.

– Но я.., я пришла сюда из сострадания! У меня поручение…

– Святая Мария! Мы обе здесь по одной и той же причине!

– Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать, Аннина.

Ведь здесь дворец дона Камилло Монфорте, благородного неаполитанца, который претендует на звание сенатора?

– Да, дворец самого беспутного, самого богатого, самого красивого и самого непостоянного кавалера Венеции!

Приходи ты сюда тысячу раз, ты бы ничего другого не узнала!

Джельсомина с ужасом слушала сестру. Аннина превосходно знала ее характер, если только порок может знать невинность, и она с тайной радостью смотрела на ее побледневшее лицо и широко раскрытые глаза. В первую минуту она даже сама поверила в то, что успела наговорить про дона Камилло, но явное отчаяние перепуганной девушки навело ее на другие подозрения.

– Ведь я не сказала тебе ничего нового, – быстро добавила она, – я только сожалею, что вместо герцога святой

Агаты ты встретила здесь меня.

– Аннина! О чем ты говоришь!

– Но не за своей же кузиной ты пришла во дворец?

Джельсомина уже давно знала горе, но никогда до этой минуты она не знала жгучего стыда. Из глаз ее полились горькие слезы, и, не в силах держаться на ногах, девушка опустилась на стул.