– Господи, – воскликнула Маня, сердито хлопнув рукой по подушке, – что за несносный человек, неужели ты никогда не можешь быть серьезным. Я не шутя спрашиваю, как бы ты поступил, если бы я бросила тебя?
– Для того чтобы бросить, надо поднять, а во мне три с половиной пуда, тебе, пожалуй, не под силу.
– Ты нарочно сердишь меня?
– Нарочно.
– Хорошо же. Я больше не говорю с тобой, но помни, ты раскаешься.
Она помолчала несколько минут, но, видно, ей очень хотелось высказаться, а потому она не выдержала и снова заговорила:
– А если я уйду от тебя, тогда что?
– К кому?
– Это не твое дело, – уйду, оставлю тебя, что ты сделаешь?
– Дам целковый на извозчика, чтобы ты не шла, а ехала;
сдача, если таковая останется, разумеется, в твою пользу.
– Ты это серьезно? – в голосе ее послышалась обидчивая нотка. – Стало быть, я тебе надоела?
– Очень.
– Почему?
– Потому что мешаешь спать.
– Прежде ты так не рассуждал, – уязвила она меня.
– Прежде и ты от меня не собиралась бегать.
– Ты, кажется, меня вовсе не ревнуешь.
– Неужели ты до сих пор в этом сомневаешься? Разумеется, нисколько.
– Значит, не любишь.