Сверхэкономический метод сжигания топлива инженера
Румянцева. И фильтры Хорева, а еще более коагуляция аэрозолей посредством ультразвука должны были бесконечно взволновать совещание! Уже несколько лет город жалуется на аэрозоли, а нонешняя осень, душная и неподвижная, даже трудно выносима. Не говоря уже о вреде аэрозолей в гигиеническом отношении, сернокислые и азотнокислые туманы буквально пожирают оборудование и строения! А засорение аппаратуры и механизмов, а порча технических масел? А кто уносит окислы металлов цветной металлургии? А – взрывы? В этом году произошло два взрыва аэрозолей.
К счастью, на предприятиях не было рабочих, но разве это счастье будет повторяться каждый раз?..
Нет, она не страшится говорить, как ей не страшно молчание. Допустим, ей неудобно выступать в защиту «эксперимента 27» или против «сверхэкономического метода Румянцева», потому, мол, что первый – ее муж, а второй – уже десять лет в ссоре с ее мужем по не известной никому причине. Но правда для нее дороже, чем ссо-
ры двух друзей. И разве она побоится выступить в защиту предложения инженера Румянцева?. И разве она побоится молчать, испытывая удовольствие, что присутствует на обсуждении крупнейшие вопросов современной техники?!
Но молчать оттого, что оба инженера опять отсрочивают свои опыты, и говорить, и готовиться к выступлению на обычную тему о мелких предприятиях, которые всюду и всегда немилосердно жгут топливо… готовиться трудно!
Вот почему она досадовала на приход Завулина, пока не разобралась, зачем он пришел. Вот тогда-то и начался шум, и доцент Завулин позже имел возможность процитировать Неемию студенту Валерьянову: он-де «пряхся со стратигами». Сергей Сергеич в цитатах соблюдал равновесие. Западу он противопоставлял Восток, Востоку – Запад. Пророка Неемию, полулирически, полунасмешливо, он процитировал про себя, когда входил в кабинет инженера.
Кабинет словно вычерчен тонкой иглой ксилографа, иглой какого-то искуснейшего резчика по дереву. Полка с книгами, кресла, столы, две-три гравюры с морскими видами не существуют сами по себе, они лишь едва намечены, им предназначено поддерживать человеческую мысль, быть тоном в картине. И, что самое главное, никакого постановочного замысла при создании этого кабинета не существовало. Ксилография получилась сама собою.
Предметы беспрекословно подчинились мысли человека, подчеркивали ее. И доцент пожелал, чтоб его мысль была равной мысли Хорева. Он желал, чтоб инженер полностью понял его. Поздоровавшись, Сергей Сергеич сказал:
— Я шел сюда не без смущения. Мне припомнился
первый закон Ньютона. Каждое тело пребывает в покое или совершает равномерное движение по прямой линии, если на него не действуют никакие силы. Я мало знаю технику, любя и уважая ее. И как мне ее не уважать? Всю жизнь я сидел в литерной ложе у самой сцены западноевропейской литературы, наслаждаясь великим зрелищем творчества. А теперь? Ложа осталась, а сцена заполнилась призраками из мрака с пустыми тыквами вместо голов. Со сцены несется запах сжигаемых трупов – людей и книг, крики грабителей и расхитителей. Ужасно! Сцену надо очистить, и сцена очищается. Моим народом! При помощи техники, создаваемой моим народом. Мне ли не быть благодарным этой технике, этому народу? И вот, Гавриил
Михеич, позволительно ли мне спросить? Я – доцент, скромный учитель, читаю лекции. Таких много. Я – ложка, при помощи которой студенты вкушают пищу науки. Но ведь студенты – сыны народа, и, значит, ложка исполняет очень полезную роль? И, значит, ей позволительно вопрошать? Так вот, я спрашиваю. На основании первого закона Ньютона, как объяснить, что тело «эксперимента 27»
пребывает в покое? Разве на него не действуют, не воодушевляют никакие силы? Помните, что я, Гавриил Михеич, задаю вам этот вопрос не зря. У меня уже сейчас понизилось сердце, а если вы оставите меня без ответа, я совсем почувствую себя покинутым. Разумеется, если ваш опыт имеет значение военной тайны?..
Хорев сдержанно проговорил:
— Мы по-разному передаем людям тайну творчества. Я
– машинами. Вы – поэзией. Я плохо разбираюсь в поэзии.
Вы, по-видимому, плохо в машинах. Вряд ли мы столкуемся.
— Другими словами, – подхватил Сергей Сергеич, –
народ наш льет пушки. И это не тайна. Но сколько, какие и где мы льем пушки – тайна.
Хорев молчал.
ebooksa