— В самом деле,— закивал братец Сэм, сделав вид, что ему интересно это сообщение.
— А я и не знал,— поддержал разговор братец Сиб.
— В том-то и дело,— продолжал Аристобулус Урсиклос.— Будь у меня маска, я бы вас убедил...
Но у этого удивительного молодого человека маски не оказалось, и потому опыт, который мог бы рассеять сомнения, не состоялся.
А мисс Кэмпбелл и Оливер Синклер тем временем вышли из часовни и направились к кладбищу, называемому «Обанский Ковчег» — в память о Святом Колумбане, в честь которого была возведена часовня. Оно послужило местом последнего упокоения для сорока восьми королей, восьми вице-королей Гебридских островов, четырех вице-королей Ирландии и одного короля Франции, чье имя затерялось в анналах истории. Окруженное чугунной решеткой, кладбище было сплошь усеяно каменными плитами. Камни эти были скорее могильными, а вовсе не капищем друидов, как полагают некоторые ученые мужи.
В центре небольшой лужайки среди множества других надгробий стояла гранитная плита на могиле короля Шотландии Дункана, чей образ запечатлен в трагедии «Макбет». Одни камни были украшены геометрическим орнаментом, другие — барельефами с лежащими фигурами свирепых кельтских королей, напоминавшими распростертые на земле трупы.
Какие видения витают над этим городом усопших! Воображение уносит поэтов в далекое прошлое на этом Сен-Дени Гебридского архипелага. И как тут не вспомнить строфу из Оссиана, которая, кажется, навеяна видом священных могил:
Мисс Кэмпбелл и ее спутники остановились в молчании. Было бы невыносимо слушать сейчас назойливые разглагольствования непрошеного гида, посмевшего разъять на клочки давнее прошлое, сокрытое туманом времен. Перед глазами путников возникли образы древних властителей островов и образ Энгуса Ога, соратника Роберта Брюса, борца за независимость Шотландии...
— Как хорошо помечтать здесь в сумерках. В эти часы сюда слетаются видения. Я будто вижу фигуру несчастного Дункана, различаю из-под земли шепот погребенных. Как по-вашему, господин Синклер, может, это благоприятный момент для того, чтобы вызвать духов, охраняющих королевское кладбище?
— Вы правы, мисс Кэмпбелл. И я полагаю, они не замедлят явиться на ваш зов.
— Как, мисс Кэмпбелл! — вскричал Аристобулус.— Вы верите в духов?
— Да, сударь, я верю в них, как истинная шотландка, которой имею честь быть! — парировала мисс Кэмпбелл.
— Но вы не можете не знать, что это всего лишь игра воображения, что все эти призраки на самом деле не существуют.
— А если мне нравится в них верить! — стояла на своем Хели-на, раззадоренная спором.— Если мне нравится верить в домовых, которые охраняют домашний очаг, в волхвов, о которых повествуют рунические поэмы, в валькирий — роковых дев скандинавской мифологии, которые уносят воинов, погибших на поле брани, в фей, воспетых в бессмертных стихах Роберта Бернса:
— Неужели, мисс Кэмпбелл,— не сдавался упрямец,— вы думаете, что поэты верят в вымыслы, созданные их собственным воображением?
— Я, например, ничуть не сомневаюсь в этом, сударь,— вступил в разговор Оливер Синклер,— иначе поэзия звучала бы фальшиво и неубедительно
— И вы туда же, сударь? — удивился Аристобулус.— Я считал вас художником, а не поэтом
— Это одно и то же,— возразила Хелина — Просто разные формы искусства.
— Невероятно! Вы не можете верить во все эти мифы древних сказителей, чей невежественный ум порождал химеры!
— Ах, господин Урсиклос! — воскликнул Сэм.— Смейтесь над живыми сколько вам угодно, но не трогайте наших предков, воспетых великими бардами.