— Войдем! — сказал Макс Губер.
Доктор Йогаузен повернул голову на шум, приподнялся… Наверное, он только что пробудился от глубокого сна. Как бы там ни было, он не подал никакого знака, что появление визитеров[363] замечено и произвело на него какое-то впечатление.
— Доктор Йогаузен! Мои компаньоны и я, мы свидетельствуем свое глубочайшее почтение Вашему Величеству! — начал Джон Корт по-немецки.
Доктор ничего не ответил. Может, он не расслышал? Или ничего не понял? Быть может, он позабыл свой родной язык после трехлетнего пребывания у этих лесных жителей?
— Вы меня слышите? — громко повторил Джон Корт. — Мы иностранцы, которых силой привели в деревню Нгалу…
Никакого ответа.
Монарх смотрел на иностранцев, не видя, слушал их, не слыша. Он даже не пошевелился, как будто пребывал в состоянии полного отупения.
Макс Губер подошел к нему, не проявляя излишнего почтения к суверену Центральной Африки, взял его за плечи и весьма энергично тряхнул.
Его Величество скорчил гримасу, которой позавидовала бы самая большая кривляка из мандрил Убанги.
Макс Губер встряхнул его снова.
Его Величество показал язык.
— Да он, видать, спятил? — догадался Джон Корт.
— Черт подери, и вправду спятил, хоть вяжи! — воскликнул Макс Губер.
Да… доктором Йогаузеном овладела душевная болезнь. Выбитый из равновесия уже при расставании с Камеруном, он совершенно потерял разум после прибытия в Нгалу. И кто знает, быть может, именно из-за этого слабоумия его и провозгласили королем вагди? Разве у индейцев Дальнего Запада или у дикарей Океании безумие не почитается больше, чем мудрость, а сумасшедший не кажется им святым существом, хранителем божественной силы?
Так или иначе, а правда заключалась в том, что бедняга лишился разума. Вот почему он не обратил внимания на чужаков в деревне и не признал во французе и американце людей своей расы, столь отличной от вагдийской.
— Нам остается только одно, — сказал Кхами. — Мы не можем рассчитывать на вмешательство этого психа, чтобы нам вернули свободу!
— Конечно нет! — согласился Джон Корт.
— А эти твари ни за что нас не отпустят! — воскликнул Макс Губер. — Коль такое дело и нам выпадает счастливый шанс для побега, то бежим немедля!
— Сию же минуту! — подхватил Кхами. — Воспользуемся ночной темнотой…
— И состоянием, в котором пребывают сейчас эти полуобезьяны, — добавил Джон Корт.