Обескровленная армия католиков развернула беспощадную партизанскую войну. Стоффле и Шаретт, эти два выдающихся вандейца, не щадили республиканских генералов. Шаретт с десятью тысячами человек в течение трех месяцев успешно сражался против республиканских войск, в итоге он нанес сокрушительное поражение армии генерала Акзо[320]; сам же генерал был убит.
Эти события не оставили в стороне селения бретонской глубинки, и нередко Дуарнене вздрагивал при звуках сражений.
Возможно, графа не было в Вандее, тогда ничто не мешало ему примкнуть к движению шуанов. Жан Шуан в последние месяцы того рокового 1793 года поднял на борьбу все население департамента Нижний Мен, пройдя от Майнца до Морбиана.
Здесь граф де Шантелен мог сыграть важную роль; так почему бы ему не воспользоваться открывающейся перспективой? Треголан и Кернан обсуждали все возможности. И все же неразговорчивость графа накануне отъезда заставляла Кернана колебаться.
— Он не стал бы скрывать от нас, — повторял бретонец, — если бы собирался возвратиться на поле брани.
— Кто знает?
— Нет, здесь что-то другое.
То один, то другой ходили добывать последние новости с полей сражений; они иногда добирались даже до Вандеи и Морбиана, шум битвы наполнял болью их сердца. Однако, несмотря на все усилия, им не удалось узнать ничего определенного.
Мари дрожала и молилась за своего отца и, оглядываясь вокруг, чувствовала себя почти покинутой в этом мире.
Тогда на нее находило отчаяние. Кернан и шевалье безуспешно пытались ее утешить; от графа все еще не было никаких известий; звуки близких сражений настораживали.
Граф исчез двадцатого марта, а шесть дней спустя вандейцы всеми силами перешли в наступление.
Двадцать шестого марта Мортань отбили у республиканцев; операцией командовал Мариньи, старый приятель Шантелена, который после трех месяцев скитаний вновь стал победителем.
Услышав об этом, Кернан воскликнул:
— Мой господин там! Он в Мортани!
Но, узнав все детали недавнего кровавого сражения, в котором полегли лучшие воины армии роялистов, беспокойство мужчин и молодой девушки достигло предела. Когда через две недели после взятия Мортани от графа все еще не поступило известий, она воскликнула:
— Мой отец! Мой бедный отец погиб!
— Дорогая Мари, — утешал Треголан, — успокойтесь! Нельзя утверждать это, не имея доказательств!
— А я говорю вам, он погиб! — повторяла девушка, не желая слушать шевалье.
— Племянница моя, — вмешался Кернан, — в военное время не так-то легко бывает дать о себе знать. Во всяком случае, мы победили республиканцев.
— Нет, Кернан! Нет никакой надежды! Моя мать погибла в своем замке, а отец пал на поле брани! Я осталась одна, совсем одна!