Михаил Строгов опустился на обочину. Надя осталась стоять и ждала только слова, чтобы снова двинуться в путь.
Было десять часов вечера. Прошло уже три с половиной часа, как скрылось за горизонтом солнце. Ни избы, ни лачуги вокруг. Последние из татар исчезали вдали. Михаил Строгов и Надя были совсем одни.
— Что сделают они с нашим другом? — воскликнула девушка. — Бедный Николай! Встреча с нами может стать для него роковой!
Михаил Строгов промолчал.
— Миша, — снова заговорила Надя, — ты не знаешь, — ведь он заступался за тебя, когда ты был игрушкой татар, а из-за меня рисковал жизнью!
Михаил Строгов по-прежнему молчал. Неподвижный, опустив голову на руки — о чем он думал? Если он и не отвечал, то хоть слышал ли, что Надя обращается к нему?
Да! Он слышал ее, потому что на очередной ее вопрос: «Куда мне вести тебя, Миша?» — В Иркутск! — отвечал он.
— По большаку?
— Да, Надя.
Михаил Строгов остался человеком, давшим клятву в любом случае достичь своей цели. Держаться большака — значило идти кратчайшим путем. А если покажется авангард войск Феофар-хана, то можно успеть перейти на проселочную дорогу.
Надя взяла Михаила за руку, и они пошли.
На следующее утро, 12 сентября, пройдя двадцать верст, они сделали короткую остановку у городка Тулун[108]. Городок был сожжен и безлюден. Всю ночь Надя проискала труп Николая — не бросили ли его на дороге. Но напрасно она шарила среди развалин и высматривала меж мертвецов. Наверное, его пока что щадили. Не затем ли, чтобы по прибытии в лагерь под Иркутском подвергнуть какой-нибудь жестокой казни?
Обессилев от голода, от которого ужасно страдал и ее спутник, Надя была счастлива найти в одном из домов городка кое-какие запасы сушеного мяса и «сухарей» — ломтиков хлеба, которые после сушки очень долго сохраняют свои питательные свойства. Михаил и девушка нагрузились всем, что только могли унести. Таким образом, пищей они себя на несколько дней обеспечили, а что до воды, то в краю, изборожденном тысячами мелких притоков Ангары, она всегда была под рукой.
Путники отправились дальше. Михаил Строгов мог шагать быстрее, но ради спутницы умерял свой шаг. Надя, не желая отставать, выбивалась из последних сил. К счастью, ее спутник не мог видеть, как она измождена и устала.
Однако Михаил Строгов это чувствовал.
— Бедное дитя, ты совсем ослабела, — вздыхал он.
— Да нет же, — возражала она.
— Надя, когда ты не сможешь больше идти, я понесу тебя.
— Ладно, Миша.
В этот день пришлось пересекать небольшую речку Оку, но нашелся брод и переход не составил большого труда.