В сложившейся обстановке станцию могли оставить, такое предположение напрашивалось само собой, — но в любом случае Михаил Строгов мог здесь укрыться и, если потребуется, дождаться ночи, а затем снова двинуться через степь, по которой рыскали татарские разведчики.
Он добежал до двери дома и с силой толкнул ее.
В зале, где отправляют телеграммы, находился лишь один человек.
Это был служащий, человек спокойный, флегматичный и, видимо, безразличный к тому, что творилось снаружи. Верный своим обязанностям, он сидел за своим окошечком и ждал посетителей, нуждающихся в его услугах.
Михаил Строгов подбежал к нему и разбитым от усталости голосом спросил:
— Какие у вас новости?
— Никаких, — с улыбкой ответил служащий.
— Это там русские сражаются с татарами?
— Говорят.
— А кто побеждает?
— Не знаю.
Такое благодушие, даже безразличие в столь жуткой обстановке казались просто невероятными.
— И провод не обрезан?
— Он обрезал между Колыванью и Красноярском, но между Колыванью и русской границей пока действует.
— Для нужд правительства?
— Для правительства, когда тому потребуется, и для гражданских лиц, когда те платят. Десять копеек слово. Когда вам будет угодно, сударь?
Михаил Строгов уже собирался ответить странному служащему, что отправлять ему нечего, что хотелось бы немного хлеба и воды, как дверь дома вдруг распахнулась.
Решив, что станция захвачена татарами, Михаил Строгов приготовился уже выпрыгнуть в окно, когда увидел, что в зале появилось всего два человека, выражением лиц менее всего походивших на татарских солдат.
Один из них держал в руке написанный карандашом текст. Обогнав второго, он ринулся к окошечку, за которым сидел безучастный служащий.
С удивлением, которое легко понять, Михаил Строгов узнал в этих двоих тех людей, о которых забыл и думать и кого никак не рассчитывал когда-либо увидеть вновь.